Было получено приказание нашим армиям перейти 5 августа в наступление, не 
ожидая окончания сосредоточения войск. Такая спешка была вызвана необходимостью 
помочь англофранцузам, которым приходилось плохо, чтобы нашими наступательными 
действиями оттянуть хотя бы часть вражеских сил с их Западного фронта на 
Восточный, против нас. В этото время выяснилось, что на губернский город 
КаменецПодольск наступает колонна противника приблизительно силой в одну 
бригаду пехоты с артиллерией и двумятремя эскадронами кавалерии. По этому 
поводу мною была получена телеграмма главнокомандующего, предлагавшего мне 
направить к КаменецПодольску достаточные силы, чтобы прикрыть этот город от 
вражеского нашествия. На это я ответил, что разбрасывать свои силы перед самым 
началом боевых действий я не считаю возможным, а что когда я перейду в 
наступление и вступлю на австрийскую территорию, то эта колонна, боясь быть 
отрезанной, сама побежит назад, без всякого понукания; разбрасываться же для 
второстепенных целей нахожу вредным. Главнокомандующий сдался на мои доводы и 
отменил свое распоряжение. Австрийцы действительно заняли КаменецПодольск 4 
августа, а семь рот ополчения, находившихся там, отошли без боя к Новой Ушице; 
австрийцы же 6го числа, узнав о нашем переходе через Збруч, спешно покинули 
КаменецПодольск и полностью вернули контрибуцию, которую собрали с жителей 
города. Это было совершенно естественно, потому что они хорошо понимали, что 
если они возьмут контрибуцию с жителей КаменецПодольска, то и я, в свою 
очередь, заняв Тарнополь, Трембовлю и Чортков, не пощажу этих городов и обложу 
их такой же, если не большей, контрибуцией.
      
      5 августа войска вверенной мне армии быстро перешли через реку Збруч, 
являвшуюся нашей государственной границей. Они были встречены незначительным 
сопротивлением застав австрийской пехоты и остатками конной дивизии, только что 
разбитой у Городка, причем у австрийцев на Збруче никаких резервов не оказалось.
 Во время перехода через Збруч сгорел дотла Гусятин. Почему он сгорел и кто его 
поджег, так и осталось невыясненным. Несколько большее сопротивление встретили 
мы при форсировании реки Серет, а особенно у городов Тарнополь и Чортков. 
Немногочисленные австрийские войска, оказавшиеся тут, были разбиты наголову и 
было взято несколько орудий, пулеметов и пленные. Вслед за сим более серьезный 
бой разгорелся на реке Коропец, но и тут противник обратился в бегство; была 
захвачена почти вся его артиллерия, много огнестрельных припасов, а также много 
пленных. При допросе они показали, что были уверены, что мы еще на Серете и что 
столкновение с нами оказалось для них большим неприятным сюрпризом.
      
      Моя армия имела три корпуса в первой линии и уступом за левым флангом 
24й корпус, который не: поспел сосредоточиться ко дню нашего перехода в 
наступление и был мною направлен к укрепленному городу Галич, ускоренной атакой 
которого я и предполагал заняться. Но тут я получил телеграмму 
главнокомандующего, в которой значилось, что 3й армии приходится очень тяжело 
и что мне предписывается оказать ей усиленную поддержку.
      
      Действительно, 3я армия, тесня противника, все с большим и большим 
трудом продвигалась по направлению к Львову, и наступил момент, когда она 
вынуждена была остановиться, не имея возможности осилить врага.
      
      Вследствие получения такой директивы и имея в виду данные моей разведки, 
что на Гнилой Липе находятся значительные силы противника, окапывающиеся на ее 
правом берегу, я решил оставить у Галича против его гарнизона 24й корпус в 
виде заслона для обеспечения моего левого фланга, а тремя корпусами совершить 
ночной фланговый марш, чтобы примкнуть к левому флангу 3й армии и развернуться 
против главных сил противника, находившихся на Гнилой Липе. Фланговый марш 
приходилось совершать вблизи противника, и мой начальник штаба, а также 
некоторые генералы считали такое движение крайне рискованным; я этого не 
находил, так как чувствовал, что неприятель выпустил из своих рук инициативу и 
пока думает лишь о том, чтобы прикрыть Львов, в особенности после двух 
поражений, которые он уже понес. Кроме того, река; Гнилая Липа труднопроходима 
вследствие болот и зарослей ло обоим своим берегам; лишь в нескольких местах 
она имеет мосты с бесконечными гатями, представляющими собой настоящие узкие 
дефиле. Я был вполне убежден, что австрийцы, не рискнут давать бой, имея ее у 
себя в тылу. Посему, невзирая на всякие разговоры, я оставил без изменения свое 
решение, которое было выполнено без всяких препятствий со стороны противника.
      
      В общем план сражения на Гнилой Липе состоял в там. чтобы 12й и 8й 
корпуса атаковали противника, связав его с фронта, но не форсировали реки, пока 
ясно не обнаружится охват левого фланга австрийцев 7м корпусом, который должен 
был, перейдя Гнилую Липу, отбрасывать левый фланг австрийцев к югу, дабы 
отрезать эту неприятельскую группу от войск, противостоявших нашей 3й армии, и 
отдалить ее от Львова, чтобы она не зашла в его форты. 8й корпус, кроме того, 
должен был загнуть свой левый фланг, чтобы отбивать атаки гарнизона крепости 
Галич. 24му корпусу, шедшему, как раньше было сказано, на один переход уступом 
за левым флангом армии, было приказано свою головную бригаду выслать 
форсированным маршем к Галичу для облегчения положения 8го корпуса, и всему 
24му корпусу было поручено направляться к Галичу для его осады, а в случае 
возможности – и захвата его внезапной атакой.