скрылся в лесу. Ночью был сильный холод, огней разводить не позволяли, и мы 
были очень злы. Вместо Мухтарпаши взяли нескольких отставших пленных с оружием,
 часть обоза и патронных ящиков.
      
      На рассвете следующего дня выступили обратно, но, проходя мимо карсских 
укреплений, наткнулись на засаду, намеревавшуюся преградить путь к нашим 
главным силам. При стычке, насколько мне помнится, мы потеряли одного или двух 
солдат, засаду опрокинули и вернулись к востоку от Карса, где встретились с 
нашей пехотой. Помнится мне, 26 апреля было донесено главному командованию, что 
большие стада быков пасутся за северным фронтом Карса. Туда была отправлена 
бригада кавалерии, состоявшая из Тверского полка и, кажется, казачьего 
ГорскоМоздокского. Скота мы не нашли, но зато встретились с производившим 
вылазку из Карса турецким отрядом, состоявшим из пехоты, артиллерии и кавалерии.
 Турецкая пехота цепями начала наступать на нас. Наш полк спешился и открыл по 
ней ружейный огонь. Тогда турки открыли орудийный огонь. У нас появились убитые 
и раненые офицеры и солдаты. Ввиду наличия перед нами значительных турецких сил 
приказано было отступать, посадив спешенные части опять на лошадей.
      
      Я ехал за своим полковым командиром, шагах в десяти от него, как вдруг со 
страшным воем неприятельский снаряд упал между командиром полка и мною и 
разорвался. Лошадь полковника Новрузова сделала большой скачок, оборвав все 
четыре повода, понесла его и врезалась в третий эскадрон, где ее и словили. Моя 
лошадь от испуга опрокинулась навзничь, и я вместе с ней упал на землю. Затем 
она вскочила и ускакала. В это время весь наш отряд тронулся рысью, и я, чтобы 
не попасть в плен, побежал по пахотному полю. Когда я увидел моего трубача, 
изловчившегося поймать мою лошадь, я несказанно обрадовался, быстро вскочил на 
нее и понесся догонять свое начальство. На этом, собственно, и кончился наш бой 
с турками, вернувшимися в Карс.
      
      Постепенно Карс охватывался нашими войсками, и скоро мы его обложили со 
всех сторон. Вскоре подвезли осадную артиллерию, и началась первая осада 
крепости.
      
      Время это для нас было очень беспокойное. Ежедневно турки делали вылазки; 
тогда кавалерию вызывали вперед, и мы должны были на рысях в разомкнутом 
порядке доходить под сильным артиллерийским огнем до ближайших фортов, никогда 
не сталкиваясь с неприятелем, теряли при этом людей и возвращались назад. 
Помнится мне следующий случай. Некий майор Артадуков, увидев неприятельскую 
батарею, стоявшую на открытом поле, развернул свой дивизион и, бросившись на 
нее в бешеную атаку, прогнал ее, но доскакать до батареи вплотную не смог, так 
как перед ней оказалась громаднейшая балка с очень крутыми берегами, по которым 
он спуститься не мог. Увидев, что батарея удирает и, таким образом, цель 
достигнута, он скомандовал: «Повзводно налево кругом!» Во время этого поворота 
крепостная граната из Карса попала во взвод эскадрона, причем были убиты все 
лошади взвода, но ни один человек не был ранен. Граната, ударив по голове 
правофланговой лошади и спускаясь ниже, у последней лошади во взводе оторвала 
копыто. Я никогда более такого случая в жизни не видел.
      
      Мы называли эти вызовы кавалерии к Карсу «выходами на бульвар», и этот 
«бульвар», признаться, нам порядочно надоел.
      
      Вскоре наш полк переместился с восточной на западную сторону Карсской 
долины. В это же время двинули и отряд, состоявший, насколько мне помнится, из 
Кавказской гренадерской дивизии, 2й сводной казачьей дивизии с соответствующей 
артиллерией, на Саганлукский хребет по дороге в Эрзерум против турецкого отряда,
 шедшего для выручки Карса. Наша атака при Зевине оказалась неудачной, и наши 
войска стали отступать.
      
      Когда я думаю об этом времени, я всегда вспоминаю забавный и вместе с тем 
печальный эпизод с талантливейшим корреспондентом петербургской газеты (кажется,
 «Нового времени») Симборским. Он приехал в Кавказскую армию воодушевленный 
лучшими намерениями. Завоевал все симпатии своими горячими, прекрасными 
корреспонденциями, своим веселым нравом и остроумием. Но после неудач у Зевина 
нелегкая дернула его написать экспромтом стихи по этому поводу. Они стали 
ходить по рукам и всех нас несказанно веселили. Вот эти стихи, насколько я их 
помню:
      
      
ЧЕРТОВА ДЮЖИНА
      
    Под трубный звук, под звон кимвалов
    В кровавый бой, как на парад,
    Пошли тринадцать генералов
    И столько ж тысячей солдат.
      
    Был день тринадцатый июня;
    Отпор турецкий был не слаб:
    Солдаты зверем лезли втуне –
    Тринадцать раз наврал наш штаб.