представлялось лучшего убежища, как Синопская бухта. Ее образует дугою загнутый 
прямо к югу и простирающийся от юго-запада к северо-востоку полуостров 
Бостепе-Бурун. Благодаря такому положению мыса Синопская бухта прямо обращена к 
югу и совершенно защищена от порывистых северных ветров в Черном море... К тому 
же турецкий адмирал имел полное основание полагаться на свою позицию, на защиту 
шести береговых батарей; под прикрытием их открытый бой с наступающими русскими 
парусными судами не без основания мог казаться ему самою выгодною для него 
альтернативою. В самом деле: в морском бою - в то время, когда еще не было 
броненосцев и когда корабли были все деревянные, береговые батареи, в руках 
искусного адмирала, могли иметь на бой решающее влияние, даже при сравнительно 
незначительном числе орудий: действуя за земляными защитами калеными ядрами, 
они могли заменять брандеры, не подвергаясь большой опасности. В 1848 году 
шлезвиг-голштинская береговая батарея, всего из 4 орудий, взорвала датский 
линейный корабль и принудила датский фрегат спустить флаг. Сам бессмертный 
Нельсон, в конце прошлого столетия, бесплодно целый день на линейном корабле 
обменивавшийся выстрелами с двумя орудиями, оборонявшими на берегу Корсики 
полуразрушенную средневековую башню, принужден был отступить со значительными 
потерями. 

Итак, положение турецкого адмирала было бы далеко не отчаянно, если бы он сумел 
извлечь из своего месторасположения и из прикрывавших его батарей ту выгоду, 
какую они могли и должны были бы доставить в бою с наступающим флотом, особенно 
с парусным. Карта показывает, что турецкая эскадра могла бы оказать наибольшее 
сопротивление, если бы ее расположили не вдоль города, а южнее, по мелководью. 
Были и другие средства, которыми турецкий адмирал мог бы обеспечить себе успех. 
"При средствах арсенала и обыкновенной деятельности, говорит г. Шестаков, - 
турецкий адмирал мог снять с недействующих своих бортов орудия и уставить ими 
городской берег. Тогда корабли наши, откуда бы ни подошли, подвергались бы 
страшным продольным выстрелам и сила турецкого огня удвоилась бы. От востока их 
встретил бы в нос огонь целой эскадры, от юга залп береговых батарей; а по 
занятии мест для действий против турецких судов наши суда, во все время боя, 
находились бы между двух огней. Не дозволяя себе презирать противника, Нахимов, 
без сомнения, полагал, что турецкий адмирал поступит так, как он постудил бы на 
его месте..." 

Ничего особенно "опасного", следовательно, не было бы для турок в Санонской 
гавани, если бы они, решившись остаться в ней, своевременно приняли меры, 
предписываемые и здравым смыслом, и военною наукою. Опасно было одно их 
невежество, их незнание дела. А при этих условиях море "опасно" всегда, даже и 
без неприятеля. Турецкий адмирал, как кажется, совершенно потерял присутствие 
духа при виде блокировавшей его эскадры, хотя у нее было всего 252 орудия, а у 
него, на одних судах, было их 460... 

Выдерживая постоянные бури с дождем и снегом, Нахимов продолжал блокаду, с 
нетерпением ожидая возвращения своих двух кораблей. Наконец 16 ноября на 
горизонте показались суда, - но, вместо ожидаемых двух кораблей, на помощь 
поспевала целая эскадра Новосильского в составе трех 120-пушечнык кораблей: 
"Париж", "Великий князь Константин" и "Три Святителя" и двух фрегатов "Кагул" и 
"Кулевчи". 

С прибытием Новосильского изменилась столь благоприятная туркам пропорция между 
силами обеих эскадр. В ужасе Осман-паша телеграфировал в Константинополь, что 
пред Синопом беспрестанно крейсируют "6 линейных кораблей, один бриг и два 
парохода (?)"; сверх того, между Синопом и Босфором, по его словам, тоже 
крейсировали от шести до восьми русских фрегатов и два парохода - что было 
положительно ложно. Пропустив время, удобное для выхода в море, Осман-паша 
только и думал о вытребовании помощи и не заметил, что сам располагал еще 
огромными средствами для успешного отражения неприятеля... 

Известие о давно ожидаемом открытии турецкой эскадры, назначенной для действий 
по кавказскому берегу, было привезено в Севастополь 12 ноября двумя кораблями 
Нахимова, отправленными для исправления. В тот же день эскадра Новосильского 
снялась с якоря и отправилась в Синоп. Словно ирониею рока Корнилов - так 
неустанно гонявшийся среди бушующих штормов за турецкими судами по всему 
Черному морю и первый открывший их появление - именно в то время был в 
Николаеве. Он вернулся только 17 ноября а в тот же день, на пароходе "Одесса", 
в сопровождении пароходов "Крым" и "Херсон", полетел да всех парах к Синопу... 

Синоп 

"Битва славная, выше Чесмы и Наварива! Ура, Нахимов!" 

(Из письма Корнилова от 22 ноября 1853 года) 

От командиров до последнего матроса эскадра Нахимова с восторгом приветствовала 
прибытие товарищей под флагом Новосильского, как верное знамение давно 
ожидаемого боя. И она не ошиблась. Адмирал едва одерживал желание атаковать 
скорее врага, очевидно, доверявшего более силе своей позиции, чем своему 
численному превосходству...