их тянула его за руку к себе. Библейский текст 
«Соломонова суда» превосходит их в краткости и точности. В данном виде он был 
хорошо известен в ранней античности, о чем свидетельствует роспись на стене в 
Помпее с карикатурным, изображением сцены из Библии.
 Кроме всего прочего, постройка особого Двора правосудия на Храмовой горе 
позволяет предположить, что светская и религиозная юрисдикции совершенно 
различались и что последняя рассматривалась как истинно общественное правосудие.
 Вероятно, религиозный суд проходил в самом Храме, что, однако, вовсе не 
означало, что священники (левиты) не могли выступать в качестве судей светских 
дел. В одном из стихов Библии (1 Пар., 23: 4) говорится о назначении Давидом 
6000 левитов в качестве судей и пиазов, поэтому ясно, что многие судьи 
фактически находились в священническом сане.
 В монотеистическом государстве, как и на всем Древнем Востоке, считали закон 
проявлением воли Всевышнего. Различий между религиозными и гражданскими 
законами не было, в церковных судах встречались' дела, посвященные не только 
спорам о храмовой собственности или нарушению религиозных норм, но и споры, 
связанные с материальной и духовной собственностью обычных людей.
 Уже в те времена Израиль стремился к достижению абсолютной справедливости, то 
есть к тому, чтобы правосудие не было орудием принуждения или возвышения одного 
из племен, а стало средством для установления согласия между людьми, поэтому 
закон и считался проявлением высшей воли. В этом случае не может быть 
разграничения между божественным и человеческим законом, а лишь главенство 
закона над всем и всеми.
 Естественно, что Соломон четко осознавал свои задачи: государство и народ 
могут стать целостностью, только если правовые нормы признаны и подкреплены 
властью царя. Они оказывались особенно необходимыми в государстве, населенном 
приверженцами как монотеистической, так и политеистической веры. Символом 
законности для всех и стал Двор правосудия, расположенный на Храмовой горе, 
ставшей политическим и религиозным центром всего государства.
 Поселение, ставшее продолжением Иерусалима, образовалось на земле, 
приобретенной еще при Давиде. Оно располагалось на северном плато, 
первоначально отделенном от правительственных кварталов рвом, который Соломон 
велел позже засыпать. Само плато принадлежало Орне Евусеянину, где у этого 
племени было гумно; здесь же хранилось зерно с полей, простиравшихся за 
пределами современной территории Иерусалима. Место идеально подходило в 
качестве тока не только из-за высоты, но и потому, что представляло собой 
чистую гладкую скалу, на которой было удобно веять зерно.
 Когда численность горожан стала слишком велика, пришлось планировать новые 
поселения. Прежде всего, как уже отмечалось, возникла потребность в 
общественном здании, поскольку большие собрания проводились перед шатром, в 
котором хранился ковчег Завета. И для совершения религиозных обрядов 
потребовалось новое, большое пространство для святилища и прилегающего к нему 
двора. Вот почему Давид решил, что ему необходим ток, принадлежавший Орне, 
который и был приобретен за 50 сиклей серебра (2 Цар., 24: 24).
 Очевидно, что святилище собирались разместить на самом высоком месте 
Иерусалима, откуда открывался вид на безграничное пространство. Именно так 
обычно размещали культовые сооружения в горных странах. Сама скала стала 
естественным основанием для жертвенного алтаря.
 Важно отметить, что Давид приобретал это место не для себя, а как 
представитель государства, поэтому оно стало не собственностью царя, а 
государственной собственностью. Место было выбрано прежде всего для ковчега 
Завета, который считался высшей ценностью нации, поэтому на месте бывшего гумна 
Давид «принес и мирные жертвы» всесожжения (2 Цар., 24: 25). А затем, созвав 
«весь Израиль», «вознес Соломон «тысячу всесожжений» на медном жертвеннике, 
«который сделал Веселеил, сын Урия, (…) перед скиниею Господней» (2 Пар., 1: 5; 
4: 1).
 Хотя Давид выбрал место для святилища, именно Соломон довел до конца начатое 
дело; как и Давид, он понимал необходимость именно общенациональной святыни, а 
не придворной дворцовой часовни. Разумеется, выбранное место использовалось 
исключительно для поклонения единому Богу.
 У некоторых древних народов действительно места поклонения одному божеству 
использовали для другого, но сакральность такого места хранилась в памяти 
поколений. В религиозной истории Израиля подобные случаи не известны.
 Естественно, что вышеупомянутыми жертвоприношениями подчеркивалось отстранение 
от всякой связи с язычеством. Ничто не свидетельствует о том, что выкупленное у 
Орны место использовалось для жертвоприношений, хотя вполне возможно, что 
иевусеи могли приносить там жертвы своему богу за собранный урожай.
 В то же время в ранние времена хананеи использовали естественные пещеры для 
жертвоприношений или в качестве складов для зерна. Очевидно, Давид не связывал 
плато с языческими алтарями. Он предложил осуществлять жертвоприношение на этом 
месте, на току, вопреки всем обычаям и, таким образом, посвятил его единому 
Богу.
 Таково единственное из возможных объяснений того, что постройка Храма и 
изготовление утвари для него описаны настолько подробно, но почти ничего не 
говорится о форме того алтаря, который Соломон воздвиг на этом месте.
 Алтарь всегда занимал второе по значению место в Храме по сравнению с местом 
нахождения ковчега Завета, который символизировал соглашение (Завет) с Господом.
 Однако алтарь был центром в языческом культе, и если его перестраивали, то 
описывали новый алтарь очень подробно.
 Следует принять во внимание еще одно соображение. Вскоре покупка этого участка 
земли начала обрастать легендами. Рассказывают, что на току Орны появился ангел 
Господень, н