место и час для передачи снарядов.
     Дора Бриллиант вынула запалы из бомб. Ей приходилось их снова вставить 
обратно. Четвертого, в пятницу, в час дня я опять пришел на Никольскую, к 
подъезду «Славянского Базара», и она опять передала мне, как и прежде, 
завернутые в плед бомбы.
     Я сел в сани Моисеенко, но не успели мы отъехать несколько шагов, как он, 
обернувшись ко мне, спросил:
     — Видели «Поэта»?
     — Да.
     — Ну, что он?…
     — Как что? Ничего.
     — А я вот видел Куликовского.
     — Ну?
     — Очень плохо.
     Он тут же на козлах рассказал мне, что Куликовский, приехав утром 8 Москву 
и увидевшись с ним, сообщил ему, что он не может принять участия в покушении. 
Куликовский говорил, что переоценил свои силы и видит теперь, после 2 февраля, 
что не может работать в терроре. Моисеенко без комментариев передал мне об этом.

     Положение мне показалось трудным. Нужно было выбирать одно из двух: либо 
вместо Куликовского принять участие в покушении мне или Моисеенко, либо 
устроить покушение с одним метальщиком, Каляевым.
     Моисеенко был извозчик. Его арест повлек бы за собой открытие полицией 
приемов нашего наблюдения. Я имел английский паспорт. Мой арест отразился бы на 
судьбе того англичанина, который дал мне его, инженера Джемса Галлея. Значит, 
наше участие не могло быть немедленным, и приходилось откладывать покушение до 
продажи Моисеенкой лошади и саней или до перемены мной паспорта. Значит, Дора 
должна была еще раз вынуть из бомб запалы и снова вставить их. Помня смерть 
Покотилова, я опасался учащать случаи снаряжения бомб.
     С другой стороны, покушение с одним метальщиком, Каляевым, казалось мне 
рискованным. Маршрут великого князя был известен в точности: он ездил всегда 
через Никольские и Иверские ворота по Тверской к своему дому на площади. Но я 
опасался, что один метальщик может только ранить великого князя. Тогда 
покушение надо было бы признать неудачным.
     Решение необходимо было принять тут же, в санях, потому что Каляев ждал 
меня недалеко, в Юшковом переулке. Куликовский за бомбой не явился. Вечером 
того же дня он уехал и через несколько месяцев был арестован в Москве. Он бежал 
из Пречистенской полицейской части, где содержался, и 28 июня 1905 года, 
разыскиваемый по всей России, открыто явился на прием к московскому 
градоначальнику, гр[афу] Шувалову, и застрелил его. За это убийство московским 
военноокружным судом он был приговорен к смертной казни. Казнь ему была 
заменена бессрочной каторгой.
     Таким образом, его нерешительность в деле великого князя Сергея еще не 
доказывала, как он думал, что он не в силах работать в терроре.
     Подъезжая к Каляеву, я склонился в пользу первого решения, и когда он сел 
ко мне в сани, я, рассказав ему об отказе Куликовского, предложил отложить дело.
 Каляев заволновался:
     — Ни в коем случае… Нельзя Дору еще раз подвергать опасности… Я все беру 
на себя.
     Я указывал ему на недостаточность сил одного метальщика, на возможность 
неудачи, случайного взрыва, случайного ареста, но он не хотел меня слушать.
     — Ты говоришь, мало одного метальщика? А позавчера разве было нас двое? Я 
в одном месте, Куликовский — в другом. Где же резерв?.. Почему же сегодня 
нельзя?
     Я отвечал ему, что у нас динамита всего на две бомбы, что 2 февраля мы, по 
необходимости, должны были расставить метальщиков в двух местах, ибо маршрут 
великого князя в театр был неизвестен, что сегодня такого положения нет, что 
правильнее не рисковать, а, выждав несколько дней, устроить покушение с двумя 
метальщиками.
     Каляев в ответ на это сказал:
     — Неужели ты мне не веришь? Я говорю тебе, что справлюсь один.
     Я знал Каляева. Я знал, что никто из нас не может так уверенно поручиться 
за себя, как он. Я знал, что он бросит бомбу, только добежав до самой кареты, 
не раньше, и что он сохранит хладнокровие. Но я боялся случайности. Я сказал:
     — Послушай, Янек, двое всетаки лучше, чем один… Представь себе твою 
неудачу. Что тогда делать?
     Он сказал:
     — Неудачи у меня быть не может.
     Его уверенность поколебала меня. Он продолжал:
     — Если великий князь поедет, я убью его. Будь спокоен.
     В это время с козел к нам обернулся Моисеенко.
     — Решайте скорее. Пора.
     Я принял решение: Каляев шел на великого князя один. Мы слезли с саней и 
пошли вдвоем по Ильинке к Красной площади. Когда мы подходили к гостиному двору,
 на башне в Кремле часы пробили два. Каляев остановился.
     — Прощай, Янек.
     — Прощай.
     Он поцеловал меня и свернул направо к Никольским воротам. Я прошел через 
Спасскую башню в Кремль и остановился у памятника Александра II. С этого места 
был виден дворец великого князя. У ворот стояла карета. Я узнал кучера