утатом Гельсингфорского Совета рабочих, 
матросов и солдат. В мае 1917 года на транспорте "Виола" в Гельсингфорсе 
(Хельсинки) он избирается председателем ЦК Балтийского флота высшего выборного 
органа матросских коллективов Балтийского флота. В то время в ЦК Балтфлота было 
всего шесть большевиков из 33 членов ЦК. Большевик Дыбенко заявил тогда о 
признании верховенства Временного правительства над флотом и об исполнении всех 
правительственных решений. Однако уже в июне 1917 года Дыбенко становится одним 
из "тайных организаторов" мятежа большевиков и анархистов, который в начале 
июля Временное правительство сумело подавить. Центробалт был разогнан Керенским.
 Избитый юнкерами Дыбенко сорок пять дней после этого, до начала сентября, 
просидел в петроградской тюрьме "Кресты". В это время правительство А. 
Керенского временно приводит Балтийский флот к повиновению. 
 События конца августа 1917 года, связанные с мятежом генерала Лавра Корнилова, 
завершаются освобождением заключенных большевиков. В сентябре Дыбенко 
возвращается па флот и активно возрождает Центробалт как "армию новой 
революции". 
 Самым насыщенным и судьбоносным месяцем в жизни Павла Ефимовича становится 
октябрь Семнадцатого. В начале октября Дыбенко, очевидно, первый и последний 
раз в жизни пришлось повоевать на море - принять участие в боях с немецким 
флотом у острова Даго. 
 В октябре матросская "армия" становится авангардом мятежа, "преторианской 
гвардией" большевиков, которая во многом определила исход Октябрьской революции.
 Значимую роль в победе сыграл и Дыбенко как член Ревкома Петроградского Совета 
(штаба революции) и командир матросской "армии". Именно по приказу Дыбенко 
прозвучали выстрелы "Авроры". 
 Но не только особые заслуги во время штурма Зимнего предопределили 
молниеносную карьеру Павла Ефимовича. В круг партийной элиты ввела "матросика" 
Александра Михайловна Домантович-Коллонтай - дочь царского генерала, 
аристократа и украинского помещика, которая была в числе лидеров большевиков и 
друзей Ленина по эмиграции в Париже. Уже 26 октября 1917 года Дыбенко 
назначается членом Коллегии по военно-морским делам, а 21 ноября В.И. Ленин 
подписывает приказ о его назначении Народным комиссаром по морским делам. 
 Ленин не мог не знать, что Дыбенко не имел ни способностей, ни образования, ни 
опыта для министерской, адмиральской должности. Но в тех условиях матросской 
вакханалии и "всяческих безобразий" к его голосу могли прислушаться озверевшие 
от вседозволенности и "винных погромов" матросы. Дыбенко был своим у "братишек",
 он умел с ними ладить и мог кулаками и пулями успокоить матросскую "бузу". А 
гуляли тогда матросы самозабвенно. Винные пары из разграбленных императорских 
складов и классовая ненависть порождали ужасные преступления. Матросы с 
"Императора Павла Первого" кувалдами убивали лейтенантов и мичманов, а старшего 
офицера после избиений "пустили под лед". Дыбенко же катался на рысаках по 
плацу в Хельсинки, заваленному офицерскими трупами. Он приказывал "резать 
контру". 
 Депутатов Учредительного собрания, бывших министров Временного правительства А.
 Шингарева и Ф. Кокошкина "братишки" нашли даже в больнице... и закололи 
штыками. Жители Питера, выходя на улицу, молили бога избавить их от встречи с 
пьяной матросней, что терроризировала город. Только в октябре - декабре 1917-го 
матросы убили и замучили в Петрограде и на базах Балтийского флота около 300 
морских офицеров и еще столько же армейских офицеров и "буржуев". 
 Ленин не ждал от Дыбенко самостоятельных адмиральских решений. Он ждал слепой 
преданности за вознесение на большевистский Олимп. Для тактического 
командования флотом к Дыбенко был приставлен заместитель - бывший капитан 
первого ранга царского флота. 
 "Революционный" роман с Александрой Коллонтай начался у Дыбенко еще в апреле 
1917-го, когда Шурочка как агитатор-большевик поднялась на борт его корабля, 
что стоял в Хельсинки. Шура Коллонтай так красиво говорила о неподчинении 
властям и реакционном смысле займа "Свободы", что матросы прекратили кричать и 
выслушали ее часовую речь. После этого Дыбенко пронес Шурочку по трапу на руках 
и договорился о свидании. Это было начало эпатажного романа, растянувшегося на 
шесть бурных лет. В своем дневнике Коллонтай запишет, что во время первой с ней 
встречи Дыбенко "рассеянно оглядывался вокруг, поигрывая неразлучным огромным 
револьвером (очевидно, маузером. - Авт.) синей стали". 
 В Семнадцатом Шуре Коллонтай было уже сорок пять, но она сохраняла черты былой 
красоты и элегантность. В Семнадцатом она была одержима идеями "свободной 
революционной любви", "любовью пчел трудовых" - доступной и ни к чему не 
обязывающей. Павел Дыбенко был на семнадцать лет моложе своей возлюбленной. 
Тогда Шурочка была очень влиятельной партийной дамой, и Дыбенко понимал, что от 
неё может зависеть его будущее. Александра Коллонтай с лета 1917-го становится 
членом ЦК большевистской партии, единственной женщиной из 22 вождей партийного 
Олимпа, что после Октября вершили судьбы одной шестой части суши. 
 Вторая половина Семнадцатого - кульминация романа. Павел и Шура в июле 
оказались в одной тюрьме, а в августе были выпущены под залог и тотчас ринулись 
в революцию. Тогда-то на конспиративной квартире Шура и представила "своего 
матросика" Ленину, Она тянула его "наверх", требовала, чтобы он делал 
революционную карьеру. В письме Коллонтай к Дыбенко есть такие слова: "... 
старайся быть ближе к центру... на глазах". Тогда, объясняла она, возможно 
назначение на "ответственный пост". Не только любовницу нашел Павел, но и 
покровительницу, которая иногда относилась к "своему молодому матросику" как к 
сыну. 
 Коллонтай была одной из ключевых фигур революции. Член ЦК партии, член 
президиума Второго Съезда Советов народный комиссар государственного призрения, 
особа близкая к Ильичу, и бывшая любовница другого "советского министра" - 
на