иностранные технические журналы, логарифмическую линейку, остро отточенные 
карандаши и чистую, тугую поверхность ватмана, натянутого на доске. Из грязи, 
бесправия, окриков охраны, матерщины, гнуса и холода в тундре, жары и 
тарантулов 
в пустыне, драки за порцию баланды[19. Баланда - жидкий лагерный суп] или 
стоптанные опорки, - сесть за "Изис", провести осевую линию и начать думать - 
это, знаете, грандиозно!

Ещё неделю назад, в предутренней темноте на разводе[20. Развод - ежедневная 
процедура приема заключенных конвоирами из зоны лагеря], принимая зэков, 
очередной попка с тупым лицом дегенерата кричал: "присесть, руки за голову, 
упреждаю - шаг влево, шаг вправо считаю за побег, открываю огонь без 
предупреждения"[21. Фраза, которую произносил конвоир, принявший бригаду 
заключенных, перед началом движения к месту работы. Формула позволяла ему 
спокойно пристрелить строптивого заключенного. Для оправдания требовалось 
немного: оттащить труп на шаг в сторону от дороги], а сегодня - "пройдите в 
столовую". Нет, боюсь, что тот, кто там не был, понять метаморфозу, происшедшую 

с нами, не сможет!

Три дня вновь прибывшие в карантине, - на работу не ходят, читают, питаются, 
спят, гуляют в "обезьяннике", т. е. в железной клетке, построенной на крыше 
КОСОС, в которой заключённые дышат воздухом. Такой перерыв задуман правильно, 
нужно же сублимироваться от бесправной скотины к высотам инженерной 
деятельности.

Вечерами, когда друзья возвращались после работы в спальни, вопросы сыпались на 

новеньких, как из рога изобилия. Многие зэки попали в ЦКБ-29 прямо из тюрем и 
жизни в лагерях не знали. Большинство считало своё пребывание в ЦКБ временным, 
полагая, что, когда чертежи закончатся, всех отправят обратно. Никто не был 
застрахован и от всяких кви про кво Фемиды. Как, смеясь, заметил С. П. Королёв: 

"Глаза-то у неё завязаны, возьмёт и ошибётся, сегодня решаешь дифференциальные 
уравнения, а завтра - Колыма!"

Так оно и было. Совершенно неожиданно мы обнаруживали, что кто-то исчез. 
Делалось это по стандарту: на рабочее место приходил "попка" и просил пройти в 
канцелярию. Покуда мы трудились над (пропуск. - Ред.) и т. д., охранники 
собирали в спальне вещи, и занавес опускался. "Финита ля комедия".

Куда, зачем, за что - на эти вопросы ответов не давали. Возможно, что Туполеву 
или Мясищеву "руководство" ЦКБ и сообщало что-либо, но с нами оно не делилось.

Так или иначе, но з/к не давали нам покоя, и мы охотно делились своим опытом. 
Для них это было своеобразной политграмотой. Жизнь в бараках с уголовниками, 
этапы с собаками, подкусывающими отставших, полный произвол администрации и 
конвоя, ужасное питание, невыполнимые нормы выработки, отсутствие переписки и 
свиданий с близкими произвели на них столь сильное впечатление, что некоторые 
пришли к выводу: существовать там невозможно и выход один - уйти из жизни.

По здравому смыслу с этим нельзя было не согласиться. Но вера в то, что всё 
раскроется и правда восторжествует, настолько сильна, что с такими случаями я 
за 
годы скитаний по лагерям встретился всего два-три раза.

Нас же, новичков, интересовала история ЦКБ, и мы тоже задавали вопросы. 
Несколько позднее, А. Н. Туполев, зайдя вечером к одному из засидевшихся на 
рабочем месте зэку, рассказал:



"В эмбриональной фазе нас отвезли в Болшево, помнишь ту коммуну из фильма 
"Путёвка в жизнь"? Кого там только не было: корабелы, танкисты, артиллеристы, 
химики... Так вот, через пару дней меня вызвали к начальству и получил я первое 

задание - составить список известных мне арестованных специалистов. Откровенно 
говоря, я был крайне озадачен. Всех арестованных до меня я знал, а после? Не 
выйдет ли так, что по моему списку посадят ещё Бог знает сколько народу? 
Поразмыслив, я решил переписать всех, кого я знаю, а знал-то я всех. Не может 
же 
быть, чтобы пересажали всю авиапромышленность? Такая позиция показалась мне 
разумной, и я написал список человек на 200. И что же ты думаешь, оказалось, 
что 
за редким исключением все они уже за решёткой. Да, знаешь, размах!"


Списки эти перманентно расширялись. Каждый вновь прибывший добавлял к ним своих 

друзей по работе. В конце концов, ГУЛАГ извлёк из своих кладовых около 200