"Руководство" водит по схеме пальцами и силится разобраться, на А. Р. Бонина 
начинают посматривать косо, он волнуется, время идет, рабочие сердятся. Не 
выдержав, один из них говорит: "Товарищ начальник, оставьте так, она у вас как 
человек разбегаться будет!"

На этот раз кризис миновал. Затем начались загадочные явления с триммерами, ни 
с 
того, ни с сего, они самопроизвольно перемещались в крайние положения. Опять 
разложены схемы и наморщены лбы. На этот раз дело оказалось сложней, беднягу Л. 

Л. Кербера отвели к администратору тюрьмы, посадили в комнату под наблюдением 
попки и предложили писать объяснение. Запахло следствием, вредительством и 
прочим. Выручил "авангард пролетариата, рабочий класс". Один из электриков 
подметил, что несколько свободных "тягачей", облокотившись на обшивку, так 
деформировали её, что, прогнувшись, она закоротила контакты. Дождавшись 
обеденного перерыва, когда зэков из цеха увели и "тягачей" не было, он 
воспроизвел дефект и сообщил начальнику цеха, тот Кутепову, и Кербера выпустили.


Вот тут уместно рассказать об отношении к арестованным рабочего класса. 
Механизм 
вызова заключенных-конструкторов состоял в следующем: Увидев в штампе чертежа № 

конструктора, рабочий при надобности через диспетчера завода вызывал его в цех. 

Согласно инструкции, он должен был, разговаривая с ним, называть его "гражданин 

инструктор". Первая трещина появилась именно здесь, - иначе как по имени-
отчеству рабочие к нам не обращались. Далее, обо всех изменениях, вводимых нами 

в чертежи, обо всех ошибках, которые они в них обнаруживали, рабочие должны 
были 
писать рапортички. Мало того, что они этого не делали, они постоянно дружески 
говорили: Петр Петрович или Иван Иванович, вот здесь из своего опыта я бы Вам 
посоветовал то-то и то-то, - будет проще, либо надежнее, либо дешевле. Надо 
сказать, что при взаимоотношениях с вольными конструкторами обычно такие мелкие 

улучшения оформлялись так называемыми рацпредложениями, за которые полагались, 
хоть и ничтожные, но денежные вознаграждения. В отношении нас отказы от этих 
сумм были проявлением дружеского сочувствия. Здороваясь за руку, угощая 
папиросами, шепча на ухо: "пойдёмте в цех, мы вам там припасли сто грамм 
водочки 
выпить", наконец, предлагая отнести домой весточку (были и такие случаи) - 
авангард пролетариата показывал, что и он великолепно разобрался в классовых 
врагах.

Приходилось задумываться, кто же все эти Кутеповы, Балашовы, Устиновы и др. - 
круглые идиоты, начётчики или актёры? Ведь каждый раз, когда происходили случаи,
 
вроде описанных с триммерами или шасси, как нам рассказывали вольняги из ЦКБ, 
они созывали у себя за закрытыми дверями совещания лучших специалистов и часами 

разбирались: что это - ошибка или злой умысел?

Вспомнилось, как злополучные триммера искупили свою вину и на этот раз 
заставили 
искренне посмеяться и арестантов, и тюремщиков. Молоденькая машинистка, печатая 

описание самолета, во всех случаях вместо "триммер" напечатала "триппер"!

Вызванная к "руководству" (уж не вредительство ли опять?), она не смущаясь 
сообщила, что "триммер" для неё "терра инкогнита", в то время как с "триппером" 

она, хоть и теоретически, но знакома.

Был и такой случай. Вечером вызывали в цех по самолету "100" К. Б. Рогова. 
Влезая в машину, он ударился и рассек лоб, кровь залила лицо. "Тягач" 
перепугался и закричал. Подбежали рабочие, схватили его под руки и отвели в 
медпункт. В ЦКБ он вернулся забинтованный, поднялся переполох, и его срочно 
увезли в больницу Бутырской тюрьмы. К. В. рассказал, что его долго допытывал 
следователь, уж не попытка ли это самоубийства? Видимо, мы относились к 
категории ценного государственного имущества.

Успокоились все только после того, как он подписал длиннейший и подробный 
протокол. Самым смешным в этом эпизоде оказался "тягач". Разыскав Рогова в ЦКВ 
и 
убедившись, что никто его не подслушивает, он попросил: "Гражданин конструктор, 

Вы уж на меня не пишите, пожалуйста, мне от начальства здорово влетело, премии