м договором, могли бы уже правильно 
осветить этот вопрос. Но в обширной американской исторической литературе царит 
чрезвычайное разномыслие о виновниках войны. Один из здешних журналов произвел 
анкету, опросив 215 профессоров. Сводя мнения всех оттенков в две категории, 
пришел к удивительному результату: 107 опрошенных лиц высказались за виновность 
центральных держав и 108 — за виновность Антанты…
 В своем очерке «Роль России в возникновении первой мировой войны» (1937 г.) я 
подробно исследовал этот вопрос. Не буду останавливаться на доказательствах 
таких общеизвестных явлений, как бурный подъем германского «промышленного 
империализма», находившегося в прямой связи с особым духовным складом немцев, 
признававших за собою «историческую миссию обновления дряхлой Европы» способами,
 основанными на «превосходстве высшей расы» над всеми остальными. Признание, 
которое с величайшей настойчивостью и систематичностью проводилось в массы 
властью, литературой, школой и даже церковью. Причем немцы без стеснения 
высказывали свой давний взгляд на славянские народы, как на «этнический 
материал», или еще проще, как на «Dungervolker» — т. е. навоз для произрастания 
германской культуры. Таким же, впрочем, было презрение и к «вымирающей Франции»,
 которая должна дать дорогу «полнокровному немцу».

 «Мы организуем великое насильственное выселение низших народов»

 — это старый лейтмотив пангерманизма.
 Достойно удивления, с какой откровенностью, смелостью и… безнаказанностью 
немецкая пресса намечала пути этой экспансии. Вероятно, наиболее определенно 
писал об этом известный Бернгарди[ 62 ] — идеолог военного и воинствующего 
клана в своих «Военных заповедях»: он требовал от Англии «раздела мирового 
владычества» и невмешательства в вопросы территориального расширения Германии.

 «С Францией наобходима война не на жизнь, а на смерть, — говорит он, — война, 
которая уничтожила бы навсегда ее роль как великой державы и повела бы к ее 
окончательному падению. Но главное наше внимание должно быть обращено на борьбу 
со славянством, этим нашим историческим врагом».

 Что нового, в сущности, говорил и делал впоследствии Гитлер? Он стремился 
выполнить план, намеченный его предшественниками, только… с большей 
эластичностью. Усыпляя и обманывая попеременно то Запад, то Восток, шантажируя 
тех и других, облекая неприкрытый захват и насилие «идеологическими» мотивами.
 Что касается Австро-Венгрии, то ее «дранг» был несколько умереннее: 
«австрийская гегемония на Балканах» — основной лозунг ее политики, проводимый 
особенно ярко с 1906 г., когда министром иностранных дел стал Эренталь, а 
начальником Генерального штаба — генерал Конрад фон Гетцендорф. В год 
наибольшей военной неготовности России (1905), официозный австрийский орган 
«Danger's Armeezeitung», ссылаясь на «высокоавторитетный источник», позволял 
себе писать:

 «Если мирным путем осуществить австрийскую гегемонию на Балканах будет 
невозможно, тогда надо искать разрешения вопроса не на Балканах, а на другом 
театре войны»…

 Австро-Венгрия, страдавшая внутренними недугами — «лоскутностью» состава 
населения, немецко-венгерским соперничеством и славянским отталкиванием, не 
обладала достаточными средствами для выполнения намеченных задач. Но за спиной 
ее стояла могущественная Германия, поддерживающая ее в агрессивных начинаниях. 
Союзник, но и руководитель. И потому, когда еще в июне 1913 г. Австрия решила 
зажечь мировой пожар нападением на Сербию и поставила в известность об этом 
берлинский кабинет, то из Берлина, считавшего данный момент неподходящим, 
раздался суровый окрик:

 «Попытка лишения Сербии ее завоеваний, — сообщало германское министерство 
иностранных дел австрийскому послу графу Сечени, — означала бы европейскую 
войну. И потому Австро-Венгрия, из-за волнующего ее неосновательно кошмара 
великой Сербии, не должна играть судьбами Германии».

 И Австрия отступила… временно.
 Поперек австро-германских путей стояла Россия, с ее вековой традицией 
покровительства балканским славянам, с ясным сознанием опасности, грозящей ей 
самой от воинствующего пангерманизма, от приближения враждебных сил к морям 
Эгейскому и Мраморному, к полуоткрытым воротам Босфора. Поперек этих путей 
стояла идея национального возрождения южных славян и весьма серьезные 
политические и экономические интересы Англии и Франции.
 Было над чем призадуматься.
 Но при всех этих условиях и напряжении, причин для мирового столкновения было 
достаточно, и Германия и Австрия выжидали лишь подходящего времени. А повод… 
Если бы не было сараевского выстрела, то не трудно было найти другой повод.


 * * *  

 Из собранного обширного материала о генезисе войны я приведу несколько фактов, 
чтобы восстановить в памяти читателя облик важнейших персонажей мировой драмы — 
подлинных виновников войны.
 28 июня 1914 года раздался сараевский выстрел.
 Как отклик на долгие годы австро-мадьярского режима, как следствие 
национального подъема южных славян, как результат революционно-освободительной 
деятельности, охватившей в ту пору почти всю славянскую молодежь, особенно в 
захваченных австрийцами Боснии и Герцеговине.
 Наследник австро-венгерского престола, эрцгерцог Фердинанд, при посещении г. 
Сараево был убит босняком, австрийским подданным Принципом. Запутать в это дело 
сербское правительство австрийцам при всем старании не удалось, но в заговоре 
замешаны были некоторые сербские граждане.
 На другой день после