которой ген.
 Куропаткин после первых боев доносил государю:

 «Мы имеем дело с весьма серьезным противником, отлично подготовленным, 
обладающим обширными и самыми усовершенствованными силами и средствами, 
многочисленным, весьма храбрым и отлично руководимым».

 Невзирая на недооценку японской вооруженной силы, план войны, принятый 
генералом Куропаткиным еще в 1901 году, в бытность его военным министром, 
отличался чрезвычайной осторожностью: прочное обеспечение Владивостока и 
Порт-Артура, сосредоточение главных сил в районе Мукден-Ляоян-Хайчен, 
постепенное отступление к Харбину, пока не соберутся превосходные силы. Этот 
априорный план тяжелым грузом лежал на всех решениях ген. Куропаткина, лишая 
его дерзания, препятствуя использованию благоприятных случаев для перехода к 
активным действиям и ведя от отступления к отступлению.
 По совокупности всех изложенных обстоятельств, война не могла быть популярна в 
русском обществе и в народе. И не только потому, что все сложные перипетии, 
предшествовавшие ей, держались в тайне, но и потому еще, что сама русская 
общественность, научные круги и печать очень мало интересовались Дальним 
Востоком. По словам Витте,

 «в отношении Китая, Кореи, Японии наше общество и даже высшие государственные 
деятели были полные невежды».

 Поэтому, когда началась война, то для многих единственным стимулом, оживившим 
чувство патриотизма и оскорбленной народной гордости, было предательское, без 
объявления войны нападение на Порт-Артур.
 Правая общественность, не вдаваясь в оценку правительственной деятельности, 
ответила патриотическими манифестациями; либеральная отнеслась к войне 
по-разному. Одни с патриотической тревогой, другие с безразличием, а потом и те,
 и другие использовали военные неудачи для сведения счетов с непопулярным 
правительством; левая общественность заняла явно пораженческую позицию. В 
брошюре, изданной социал-революционерами, под заглавием «К офицерам русской 
армии» говорилось:

 «Всякая ваша победа грозит России бедствием упрочения „порядка“; всякое 
поражение приближает час избавления. Что же удивительного, что русские радуются 
успехам наших противников»…

 В конце концов народ собирался спокойно на призывные пункты, и мобилизация 
проходила в порядке. И армия пошла на войну без всякого подъема, исполняя 
только свой долг.


 * * *  

 Меня открытие войны застало в Польше. После командования ротой я был переведен 
в штаб 2-го кавалерийского корпуса, квартировавшего в Варшаве.
 Поляки встретили объявление войны жутким молчанием, по внешности равнодушием, 
за которым скрывалось недоброжелательство и скрытые надежды на изменение судеб 
Польши. Трогательную и волнующую картину представляли тогда в Варшаве 
манифестации небольших групп русских людей, с хоругвями и пением «Спаси, 
Господи, люди Твоя» шествовавших по варшавским улицам среди молчаливой, 
злорадной толпы…
 Польская социалистическая партия («П. П. С.») откликнулась воззванием, полным 
злобы и ненависти к России и пожеланием победы японской армии. Умеренная партия 
«народовых демократов», руководимая Дмовским, в своем обращении к стране 
предостерегала сограждан от активных выступлений, которые могут стать 
гибельными. Считая, что начавшаяся война не может еще повести к изменениям 
европейских границ, но поведет к внутренним переменам, благоприятным для 
подвластных России народов, обращение рекомендовало «собирать силы и 
объединяться» для активной работы в будущем.
 Эта точка зрения возобладала. В Польше не было попыток к народному восстанию. 
Отдельные террористические акты исходили исключительно от малочисленной «П. П.
 С.», в особенности с конца 1905 года, когда во главе боевой организации партии 
стал Иосиф Пилсудский. Эта же партия была единственной среди всех российских 
революционных организаций, которая — за свой риск и страх, но от имени Польши — 
пыталась войти в договорные отношения с японским штабом…
 В мае 1904 года Пилсудский поехал в Токио, с предложением сформировать 
польский легион для японской армии, организовать для японцев службу шпионажа, 
взрывать мосты в Сибири. За это от японцев для польского восстания требовалось 
оружие, снаряжение и деньги. И, кроме того, обязательство — при заключении 
мирного договора с Россией потребовать предоставления Польше самостоятельности 
(!).
 Насколько мало корней имела «П. П. С.» в народе, видно из того, что, когда 
составлялось воззвание к военным полякам, Пилсудский требовал отнюдь не 
применять в нем «партийный штамп», а изложить «в горячо-патриотическом духе и 
даже с упоминанием Ченстоховской Божьей матери».
 Японцы приняли Пилсудского очень любезно, но отказали во всем. Разрешено было 
только выделить поляков-пленных в особые команды и допустить к ним антирусских 
пропагандистов. Денег японцы также не дали и только оплатили обратную поездку 
Пилсудского.
 Я подчеркиваю эту сторону деятельности Пилсудского, ибо ненависть его к России 
с юных лет довлела в нем над побуждениями государственной целесообразности, что 
привело впоследствии к событиям, одинаково трагичным как для национального 
против