лся, ибо знал, что такое распоряжение 
исполнено быть не может. Действительно, получив директиву Заиончковского, 
Брусилов немедленно приказал ему «вернуть дивизию в распоряжение ее начальника 
и дать дивизии самостоятельную задачу».
 Командир корпуса поставил нас вдоль лесной речки Кармин, и начались наши 
злоключения.
 Заиончковский приказал дивизии атаковать противостоящих германцев. Я 
попробовал перейти в атаку раз, потом еще раз, понеся потери, был отбит и 
убедился в невозможности одержать успех по болоту, против уже укрепившихся 
немцев, не имея артиллерии. Командир корпуса, в течение нескольких дней, 
присылал резкие и категорические приказания перейти в атаку, угрожая отрешить 
меня от командования за неисполнение. Не находя возможным вести людей на верную 
гибель и считая операцию явно обреченной, я отмалчивался. Заиончковский 
пожаловался в штаб армии, последний потребовал прямого соединения со мной 
телеграфной линией, и ген. Брусилов телеграфировал мне: «Что у вас происходит, 
объясните?»
 Я отвечал, что принял личное участие в последней атаке 14-го полка, и очертил 
всю обстановку, доложив, что для меня и моих командиров ясно, что дивизию 
посылают на убой.
 Через час ген. Заиончковский получил приказание Брусилова этой же ночью 
сменить своими частями Железную дивизию, которая возвращается в резерв 
командующего.
 Первый и единственный раз я встретил такое жестокое и оскорбительное отношение 
к дивизии и к себе. Ибо всюду, куда бы ни появлялась наша «пожарная команда», 
ее встречали с чувством облегчения и признания.
 На этом эпизоде кончилась «скитальческая жизнь» Железной дивизии по разным 
корпусам. В составе 8-й армии сформирован был новый 40-й корпус, в который 
вошла моя дивизия и отличная 2-я стр. дивизия во главе с достойным начальником 
ген. Белозором. Про этот корпус ген. Брусилов выразился так:

 «По составу своих войск этот корпус был одним из лучших во всей Русской армии».




 * * *  

 Тотчас по сформировании 40-му корпусу пришлось вступить в бой. Между 
Юго-Западным и Западным фронтами образовался промежуток в 60 км., наблюдаемый 
только спешенной кавалерией. Правда, это была лесисто-болотистая линия Полесья, 
которая, однако, вовсе не была непроходимой. Германцы все более, подвигались к 
северу, заняли Чарторийск и все время угрожали охватом правому флангу нашей 
армии и прорывали связи ее с Западным фронтом. Поэтому ген. Брусилов решил 
вторично коротким ударом правого крыла (30-й, 40-й и конный корпуса) исправить 
фронт, выйдя снова на р. Стырь.
 Началась Чарторийская операция, которая составляет одну из славнейших страниц 
истории Железной дивизии.

 «На 4-ю стр. дивизию, —  писал Брусилов,  — возложена была самая тяжелая 
задача — взять Чарторийск и разбить германскую дивизию».

 В ночь на 16 октября дивизия развернулась против Чарторийска и Новоселок, в 
следующую ночь переправилась через Стырь и в течение двух дней разбила, 
потопила и пленила австро-германцев на фронте в 18 км. Левая колонна (ген. 
Станкевич, полк. Марков, капитан Удовиченко[ 87 ], направленная мною на запад и 
юго-запад, опрокидывая врага, шла неудержимо вперед, в то время как правая 
колонна полк. Бирюкова (16 стр. полк), брошенная на Чарторийск, с огромным 
подъемом, без выстрела, атаковала город с тыла, одним порывом взяла его, почти 
уничтожив занимавший его 1-й гренадерский Кронпринца полк, захватив орудия, 
пулеметы и обозы.
 Переправившаяся через Стырь по мостам, наведенным 16-м полком, 2-я стр. 
дивизия также успешно гнала противника правее нас, но дойдя до Лисово, не 
смогла дальше развить своего наступления ввиду неуспеха соседнего 
кавалерийского корпуса.
 К утру 20 окт. Железная дивизия завершила свой прорыв — 18 км. по фронту и 
свыше 20 км. в глубину, располагаясь в виде буквы П. Справа и слева мы вели 
упорные бои, но с фронта против нас никого не было. Наша артиллерия громила 
город Колки, в глубоком тылу противника, где находился штаб всей левой его 
группы. Замешательство и растерянность австро-германцев были так велики, что в 
течение двух дней на фронт полк. Маркова выходили обозы, транспорты и почта 
противника, которые он перехватывал. Нам удалось подслушать телефонный разговор 
генерала, командовавшего районом Колки, который доносил начальству о 
безнадежности своего положения. Впоследствии, изучая австрийскую официальную 
историю войны, я находил в каждой строчке подтверждение тогдашнего их разгрома. 
Нужен был напор со стороны 30-го корпуса ген. Заиончковского, стоявшего левее 
нас, и весь левый фланг австрийских армий был бы опрокинут.
 Еще 5 октября я неоднократно обращался в штаб своего корпуса и в штаб армии, 
прося двинуть вперед правый фланг 30-го корпуса, хотя бы только для обеспечения 
моего движения. Штаб армии производил давление на Заиончковского, но он 
противился.

 «Деникин сообщает, что он занял уже Яблонку, — говорил он по аппарату 
начальнику штаба армии, — но я в этом сомневаюсь, так как упорство врага на 
моем фронте ничуть не ослабело».

 И хотя после взятия мною Куликовичей против правого фланга 30-го корпуса 
стояли только спешенные кавалерийские части, он за все время операции так и не 
сдвинулся с места.
 По мере расширения прорыва 2-й и 4-й стр. дивизий я настойчиво доносил о 
необходимости использовать этот прорыв, влив в него спешно новые крупные силы. 
Генерал-квартирмейстерская часть штаба горячо поддерживала меня, но обычно 
столь энергичный Брусилов почему-то колебался. И момент был