алы и запасы, — то мы 
этого не смогли…
 И только к весне 1916 г. путем крайнего напряжения, привлечения к заготовкам 
общественных сил и иностранных заказов, мы обзавелись тяжелой артиллерией и 
пополнили свои запасы патронов и снарядов. Конечно, далеко не в таких размерах, 
как наши союзники, но в достаточных для продолжения войны с надеждой на победу[ 
81 ].
 С какими затруднениями, однако, был сопряжен наш заграничный путь снабжения, 
хорошо описывает в своих воспоминаниях Ллойд Джордж:

 «Когда летом 15 г. русские армии были потрясены и сокрушены артиллерийским 
превосходством Германии… военные руководители обеих стран (Англия и Франция) 
так и не восприняли руководящей идей, что они участвуют в этом предприятии 
вместе с Россией и что для успеха этого предприятия нужно объединить все 
ресурсы так, чтобы каждый из участников был поставлен в наиболее благоприятные 
условия для достижения общей цели. На каждое предложение относительно 
вооружения России французские и британские генералы отвечали и в 1914—1915 гг., 
и в 1916 , — что им нечего дать и что, если они дают что-либо России, то лишь 
за счет своих собственных насущных нужд. Мы предоставили Россию ее собственной 
судьбе и тем самым ускорили балканскую трагедию, которая сыграла такую роль в 
затяжке войны»…

 И в то время, как на всем Юго-Западном фронте было у нас 155 тяжелых орудий, 
французы, накопив огромные средства вооружения, в осеннем сражении в Шампани 
(1915) имели на узком, 25-километровом фронте прорыва в 12 раз больше, причем 
могли себе позволить фантастическую роскошь выпустить 3 миллиона снарядов!
 Я помню, как у нас в 8-й армии перед летом оставалось по 200 выстрелов на 
орудие, причем раньше осени артиллерийское ведомство не обещало пополнения 
запасов. Батареи из 8 орудий были пересоставлены в 6 орудий, а пустые 
артиллерийские парки отправлены в тыл за ненадобностью.
 Эта весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Тяжелые кровопролитные 
бои, ни патронов, ни снарядов. Сражение под Перемышлем в середине мая. 
Одиннадцать дней жесточайшего боя Железной дивизии… Одиннадцать дней страшного 
гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе 
с защитниками их… И молчание моих батарей… Мы не могли отвечать, нечем было. 
Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, 
измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой… штыками или, в 
крайнем случае, стрельбой в упор. Я видел, как редели, ряды моих стрелков, и 
испытывал отчаяние и сознание нелепой беспомощности. Два полка были почти 
уничтожены одним огнем…
 И когда после трехдневного молчания нашей шестидюймовой батареи ей подвезли 
пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону всем полкам, всем ротам, 
и все стрелки вздохнули с облегчением.
 При таких условиях никакие стратегические планы — ни на Берлин, ни на Будапешт 
— не могли и не должны были более осуществляться.


 * * *  

 В дни Карпатского сражения Железная бригада, как обычно, исполняла свою роль 
«пожарной команды». Из целого ряда боевых эпизодов мне хочется отметить два.
 В начале февраля бригада брошена была на помощь сводному отряду ген. Каледина 
под Лутовиско, в Ужгородском направлении. Это был один из самых тяжелых наших 
боев. Сильный мороз; снег — по грудь; уже введен в дело последний резерв 
Каледина — спешенная кавалерийская бригада.
 Не забыть никогда этого жуткого поля сражения… Весь путь, пройденный моими 
стрелками, обозначался торчащими из снега неподвижными человеческими фигурами с 
зажатыми в руках ружьями. Они — мертвые — застыли в тех позах, в каких их 
застала вражеская пуля во время перебежки. А между ними, утопая в снегу, 
смешиваясь с мертвыми, прикрываясь их телами, пробирались живые навстречу 
смерти. Бригада таяла… Рядом с железными стрелками, под жестоким огнем, 
однорукий герой, полковник Носков, лично вел свой полк в атаку прямо на 
отвесные ледяные скалы высоты 804…
 Тогда смерть пощадила его. Но в 1917 г. две роты, именовавшие себя, 
«революционными», явились в полковой штаб и тут же убили его. Убили совершенно 
беспричинно и безнаказанно, ибо у военных начальников власть уже была отнята, а 
Временное правительство — бессильно.
 Во время этих же февральских боев к нам неожиданно подъехал Каледин. Генерал 
взобрался на утес и сел рядом со мной, это место было под жестоким обстрелом. 
Каледин спокойно беседовал с офицерами и стрелками, интересуясь нашими 
действиями и потерями. И это простое появление командира ободрило всех и 
возбудило наше доверие и уважение к нему.
 Операция Каледина увенчалась успехом. В частности, Железная бригада овладела 
рядом командных высот и центром вражеской позиции, деревней Лутовиско, захватив 
свыше 2 тыс. пленных и отбросив австрийцев за Сан.
 За эти бои я был награжден орденом Георгия 3-й степени.
 На фоне Лутовиской операции имел случай один забавный бытовой эпизод.
 Из северокавказских горцев, не привлекавшихся