Недалеко завод, изготавливающий вологодское масло, то, что раньше называлось 
Парижским. Пошел, посмотрел. Крутится бочка, остановили, открыли крышку, дали 
кусочек ватмана: "Пробуйте масло!"

Ильюшин попробовал, предложил встретиться с коллективом.

В деревенской избе на громадный стол вознесли пятиведерный самовар, напекли 
пирожков с рыбой... Попили чаю, водочки, но Ильюшин не большой любитель, да и в 

его присутствии не очень расходились. Стояла сельповская водка с этикетками, 
засиженными мухами, - в деревне ее брать некому, сплошь старики да старухи.

- Давайте попробуем грог! - сказал Ильюшин и налил стопку в стакан с крутым 
кипятком и заваркой. Играл на баяне и пел с земляками протяжные русские песни...


На другой день ему говорили: "Уж мы отведали грогу, когда вы уехали, Сергей 
Владимирович!"

Сосед сестры Ильюшина помнит эти поездки на охоту и рыбалку. Ильюшин ездил и на 

своей "Победе", сам за рулем. Знакомы не были, но через сына Сережу Ильюшин 
пригласил соседа в гости, в Москву.

- А у тебя есть мой самолет? - спросил Ильюшин. - Сережа, дай ему самолет! - и 
подарил макет Ил-62. Это было незадолго до смерти... 62-я машина - его особая 
гордость...

Владимир Александрович Пеньков, бывший первый заместитель председателя 
Вологодского райисполкома, часто встречал Ильюшина в Дилялеве и на озере.

"Этот человек умел молчать и слушать. На охоте убьет столько, сколько нужно, не 

больше, две-три утки. Сидит в куртке на завалинке, чинит сети. Подходит к нему 
полковник, начищенный, надраенный:

- Хочу с вами поговорить о деле, Сергей Владимирович.

- А ты, наверно, охотник?

- Нет.

- Тогда рыбак?

- Нет.

- О чем же нам тогда говорить?

Он приехал отдыхать, но чувствовалось, голова занята".

Спал на берегу озера как-то, его обокрали. Он сказал:

"Вот это по-нашему, по-вологодски!"

К сожалению, не только по-вологодски. Россия...

Но сам-то, сам-то он не стал таким! В детстве у него совсем истерлись лапти. 
Шел 
по деревне, смотрит - висят на заборе новенькие лапотки. Не выдержал, унес. 
Мать 
увидела обнову и строго-настрого велела немедля отнести на место. Отнес. И с 
тех 
пор не смел прикасаться к чужому. А повзрослев, понял, что для того, чтобы 
выйти 
в люди, в человеки, большая настойчивость нужна. И при этом не потерять то 
хорошее, непоказное, непосредственное, что есть внутри тебя...

"Смотрю, Анастасия Васильевна что-то много белья развесила сушить, они вместе 
тогда приехали, - говорит дилялевская соседка Лиза Федосеева. - Оказывается, 
Сергей Владимирович поехал к озеру на лошади, привязал ее к дереву, и на катере 

отправился рыбалить. Когда вернулся, отвязал лошадь, а та захотела пить да 
понесла его к воде, он и оказался в озере. Пришлось все сушить".

Анастасия Васильевна позволила переписать несколько писем Сергея Владимировича 
разных лет. Вот некоторые отрывки.



"...Народу становится все меньше и меньше, а край наш хороший, красивый край, и