в означенном образце те детальные изменения, какие, по ходу валовой разработки 
на оружейных заводах, окажутся необходимыми, но не иначе, как с моего (военного 
министра) разрешения. Об изложенном объявляю по военному ведомству для сведения 
и должного, до кого касается, исполнения».
      Таким образом, утратив имя своего создателя волею русского императора, 
новая винтовка стала не только безымянною, но и перестала быть русской.
      Однако Сергей Иванович продолжал бороться за свое авторство. В нем 
говорило не только личное честолюбие, оскорбленное достоинство изобретателя, но 
и горечь за незаслуженное умаление роли отечественной техники, силы и 
талантливости русских конструкторов. Мосин продолжал борьбу против тех, кто 
хотел отбросить нашу науку и технику на задворки европейской промышленности. 
Ведь объективное сравнение того, как и когда Мосин и Наган проектировали 
усовершенствования к своим винтовкам, говорит о том, что не Мосин у Нагана, а 
Наган у Мосина заимствовал все основные устройства. Так, бельгиец ввел свою 
отсечку и отражатель после Мосина. Ему удалось использовать только идею, 
конструктивно же это приспособление у Нагана крайне несовершенно. Он сделал его 
в виде пластины, заменяющей часть магазинной коробки. Пластина эта отклоняется 
зубом, устроенным непосредственно на затворе, а в исходное положение 
возвращается отдельной пружиной. Вся конструкция имела увеличенные габариты, 
Нагану не удалось использовать отсечку как отражатель, изза чего ему пришлось 
вводить отдельный отражатель. В результате, число деталей выросло до пяти 
против двух в мосинской отсечкеотражателе. Живучесть затвора нагановской 
винтовки была значительно ниже мосинского, так как быстро изнашивался зуб, 
отклонявший отсечку.
      Затвор винтовки Нагана по устройству ряда деталей напоминает затвор 
винтовки Мосина образца 1886 года. Особенно поражает сходство курка. Наган на 
основе мосинского затвора ввел отдельную боевую личинку с двумя упорами. Но 
если в затворе Мосина личинка соединяется со стеблем с помощью соска, то Наган 
сделал ее в виде детали с винтовой нарезкой, которая также закрепляется с 
помощью винта. Это значительно ухудшило конструкцию. Предохранитель флажкового 
типа Наган также ввел только после того, как познакомился с аналогичной 
конструкцией Мосина. Даже в устройстве рукояти стебля затвора Наган стремился 
подражать Мосину.
      В магазинном механизме нагановской винтовки много неудачных 
конструкторских решений. Так, защелка крышки магазина помещалась на спусковой 
скобе, что могло привести к случайному открыванию магазина и выпаданию патронов.
 Подающий механизм при разборке также распадался на отдельные части, которые 
легко можно было утерять. Более сложный магазинный и спусковой механизм, 
несовершенный затвор и сложная по конфигурации ствольная коробка делали 
винтовку Нагана менее технологичной и, следовательно, более дорогой в 
производстве, нежели винтовка Мосина.
      Но, несмотря на очевидное, военный министр с присными больше считались с 
мнением иностранца, нежели своего изобретателя. Сергею Ивановичу не раз 
приходила в голову мысль, что он далеко не первый в ряду тех, чьи изобретения 
не нашли признания в Отечестве. Взять хотя бы его однокашника Александра 
Лодыгина, о мытарствах которого он был наслышан, или того же Павла Яблочкова, 
изобретателя электрической лампочки. А братья Черепановы, а Ползунов, а 
Кулибин? Сколько их было на Руси, подвижников и страдальцев за дело процветания 
Отчизны? И почему в высших правящих сферах так настойчиво поддерживается 
недостойная теорийка относительно того, что русские ученые и изобретатели 
только повторяют, заимствуют европейские открытия? Ретрограды и русофобы 
неправы, и тому подтверждение — его, Мосина, пример. В свое время именно 
русское изобретение стремилась купить фирма «Рихтер», нынче же, еще до того, 
как закончились испытания, удочку стали забрасывать американцы, пронюхавшие о 
новой русской винтовке. 6 апреля Генри Аллен прислал Сергею Ивановичу письмо, в 
котором сообщал:
      «Вам, без сомнения, известно, что наше правительство занято в настоящее 
время выбором оружия. Если бы вы могли, сообразуясь с отношениями к вашему 
правительству и с его согласия, послать в Америку образец вашего ружья, то это 
могло бы оказаться очень выгодно обоим: вам и вашему правительству. Если на 
ваше ружье до сих пор не взято еще привилегии в Соединенных Штатах, то, 
естественно, прежде всего это нужно сделать, чтобы оградить ваши интересы. Я, 
конечно, делаю вышеупомянутое предложение, не зная, насколько вы свободны, 
чтобы предоставить ваше изобретение дружественному государству. Я беру на себя 
ответственность за все могущие быть расходы. Я не буду ничего предпринимать без 
полного согласия вашего правительства…»
      Тароватый коммивояжер давал солидные гарантии, но американцы не знали С. 
И. Мосина. Он был истинно русским патриотом, и этим сказано все.
      Но кто же всетаки первым поставил вопрос о заимствованиях Мосина у 
Нагана? Оказывается, бельгиец еще 8 марта 1891 года имел конфиденциальный 
разговор с Крыжановским и при этом проявил весьма подозрительную 
осведомленность, заранее подготовив целый список деталей и целых механизмов, на 
которые требовал привилегий на тот случай, «если в нашем (подчеркнуто мной. — Г.
 Ч.) будущем трехлинейном ружье будут выполнены эти части или их сочетания». А 
от Крыжановского ниточка тянется к Ванновскому, и становится понятным, почему 
они так старательно топили Мосина. Видно, Наган не был уже уверен, что его 
винтовка победит в конкурсе, и готовил, рыхлил почву для получения 
вознаграждения, предусмотренного контрактом. Вольно или невольно, но бельгийцу 
большую помощь оказала комиссия для выработки малокалиберного ружья. Вместо 
того, чтобы принять сторону своего изобретателя, комиссия стала обсуждать