отходит в сторону. Сколько можно топтаться на месте!
   Этот  призыв  казахстанского  президента  на  некоторое  время   пригасил
бесплодные  дискуссии.  Вскоре  появились  первые  наметки  нового  варианта
договора. Только Ельцин и Кравчук по-прежнему воротили  нос,  упорно  сея  в
рядах коллег сомнения в состоятельности тех или иных положений.
   Августовские события все окончательно сломали и,  как  однажды  признался
Горбачев, "ускорили падение Союза,  приведшее  к  беловежским  соглашениям".
Появилось СНГ. Вскоре после  этого  Ельцин  получил  сообщение:  в  Ашхабаде
собираются руководители государств Средней Азии, чтобы подписать  договор  о
своем Содружестве. При этом  информация  подавалась  так,  что  поскольку  в
Белоруссии было образовано Содружество славянских государств, то в  Ашхабаде
произойдет объединение мусульманских.
   Это сообщение вызвало  в  рядах  ельцинской  команды  сильный  переполох.
"Азиатский противовес", в эпицентре которого  маячила  весомая  политическая
фигура Назарбаева, мог сильно подорвать значение беловежских  решений.  А  о
том, как Назарбаев отреагировал на них, в  Москве  знали  многие:  Нурсултан
Абишевич три недели не звонил Ельцину. Ельцин же  не  "снисходил"  до  того,
чтобы самому позвонить в Алма-Ату и прояснить ситуацию.
   На "разведку" был брошен маршал Шапошников. Он связался с  Назарбаевым  и
стал зондировать почву:
   -  Правда  ли,  что  в   Ашхабаде   собираются   образовать   Содружество
мусульманских государств?
   Назарбаев  отвечал  уклончиво.  Мол,  в  Ашхабаде   участники   совещания
постараются всего лишь "определить свое отношение к СНГ".
   И недомолвки Назарбаева, и  поступающие  в  Кремль  сигналы  о  том,  что
сторонники инициативы казахстанского президента наряду с  другими  вопросами
собираются основательно обсудить легитимность беловежских соглашений  -  все
это сильно встревожило Ельцина. Он решил сыграть на опережение и обезопасить
себя от возможных  неприятностей.  Когда  вопрос  касался  устойчивости  его
позиций,  он  умел  переступать  через  собственную  гордыню.  Связавшись  с
Назарбаевым, уломал его перенести ашхабадскую встречу в Алма-Ату и  провести
ее 21 декабря. Несмотря даже на то, что день  был  тяжелый:  ему  надо  было
прилететь в Казахстан прямиком из Рима.
   Но его личное присутствие на алма-атинской встрече  ничего  не  изменило.
Самое существенное, чего он сумел добиться, так это то,  что  президенты  по
его предложению записали  в  итоговом  документе  проходную  дипломатическую
фразу:  они   "подтверждают   заинтересованность   в   развитии   дружбы   и
сотрудничества" и  поддерживают  предложение  Бориса  Николаевича  назначить
маршала Шапошникова Главнокомандующим Объединенными Вооруженными силами СНГ.
   Назарбаев держался на встрече с несвойственной ему официальной  сухостью,
был необычайно осторожен в оценках происходящего. Он был похож  на  знающего
себе цену человека, который затаил плохо скрываемую обиду.

   ***
   Еще до того момента, как в Генштаб в начале января  1992  года  по  нашим
разведканалам  поступили  первые  сообщения  из  Алма-Аты   о   недовольстве
руководителей республики  тем,  что  ее  президента  "отсекли  от  выработки
беловежских соглашений", на Арбате об этом уже многие знали. И в столице уже
циркулировало множество  противоречивых  слухов  -  по  части  тиражирования
сплетен гражданская и военная Москва мало чем отличаются друг от друга.
   Говорили  о  том,  что  Ельцин  якобы  слишком   поздно   проинформировал
Назарбаева о  подготовке  соглашения  о  "тройственном  пакте"  и  обиженный
Нурсултан Абишевич сам отказался лететь в Белоруссию. Говорили  о  том,  что
Назарбаев перед самым отъездом Ельцина в Беловежье  был  в  Москве,  смотрел
документы,  но  не  согласился  с  некоторыми  принципиальными   положениями
(особенно - по военным вопросам)  и  потому  отказался  ехать  с  российским
президентом в Минск.
   Говорили и о том,  что  Ельцин  в  общем-то  и  не  был  заинтересован  в
присутствии Назарбаева в Беловежье, потому как казахский лидер отозвался  об
идее роспуска СССР как о  поспешной  и  даже  "опасной  затее"  и  советовал
продолжать поиск более мягких и менее  болезненных  форм  нового  устройства
Союза.
   В каждой глыбе этих слухов была доля истины.
   Во время своих наездов из Москвы в  Минск  в  декабре  1991  года  Ельцин
столкнулся с рядом серьезных проблем, относящихся к военной сфере,  особенно
по условиям дележа  частей  Советской  Армии  между  республиками  и  нового
порядка контроля над Стратегическими ядерными силами. У  президента  был  не
один разговор на эту тему с маршалом Шапошниковым.
   После  возвращения  из  Минска  8  декабря  1991  года  Ельцин   позвонил
Шапошникову и сообщил о содержании договора  о  "тройственном  союзе".  И  у
Шапошникова вырвалось:
   - А как отнесется к этому Назарбаев?
   Такая реакция свидетельствовала о  многом.  Авторитет  Назарбаева  и  его
влияние в обществе не учитывать было  нельзя.  Но  были  и  другие  причины.
Шапошников придавал серьезное значение "фактору Назарбаева"  еще  и  потому,
что на территории Казахстана находилась крупная группировка наших сухопутных
и ракетных войск, Байконур, а также немало "завязанных" на ВПК предприятий и
научно-исследовательских центров.
   Когда случалось так, что маршал не присутствовал при  обсуждении  главами
государств СНГ тех или иных  проблем,  он  интересовался  у  Ельцина,  какую