ов были очень несовершенны. 
Германские части несли из-за их отказов потери. Но двигатели и самолеты у 
немцев были. Мы же не имели и таких.
 Вскоре знакомство советских специалистов с реактивными истребителями 
гитлеровцев стало более конкретным. Трофейный Ме-262, поврежденный при 
вынужденной посадке, восстановили и передали в НИИ ВВС. Испытания поручили 
старому знакомому Микояна Андрею Григорьевичу Кочеткову.
 Кочетков изо всех сил старался восполнить отсутствие данных, которыми обычно 
располагает летчик-испытатель. Положение осложнялось еще и тем, что трофейный 
самолет имел повреждения. Разумеется, их исправили, но, как всегда, в таких 
случаях следовало рассчитывать на неожиданности. Правда, по ходу ремонта 
истребителя двигатели заменили новыми, доставленными из Германии, но взяли эти 
трофейные двигатели без документов, и они во многом были темной лошадкой.
 Кочетков начал летать. Изо дня в день накапливая все новую и новую информацию, 
он доказал, что трофейная машина далека от оценок, на которые не скупилась 
геббельсовская пропаганда, называя Ме-262 «королем истребителей». На больших 
скоростях полета (а именно они составляли главное достоинство нового самолета) 
возникали опасные неожиданности.
 Микоян вместе с другими конструкторами прикидывал цифры, изучал кривые и 
графики, выстроенные на материалах, добытых в полетах Кочеткова. Во все 
материалы, характеризующие и оценивающие самолет, Артем Иванович вникал, 
стараясь не упустить ни одной детали...
 С интересом выслушал Микоян и впечатления Кочеткова о первом американском 
реактивном истребителе Р-59 «Эркомет» с двигателем Франка Уиттла. Испытания 
этого самолета происходили в 1944 году, на глазах у Андрея Григорьевича, 
находившегося в командировке в Соединенных Штатах Америки. Кочетков был 
направлен на фирму «Белл» для анализа дефектов истребителя «Эркобра», 
поставлявшегося по ленд-лизу в Советский Союз. На аэродроме, с которого летал 
на «Эркобре» Кочетков, американцы осваивали методику испытаний реактивных 
самолетов, изучали опыт англичан.
 Микоян слушал испытателя, ездил на аэродром, смотрел на полеты. Он суммировал 
собственный опыт и всю доступную ему информацию, чтобы избежать возможных 
ошибок.
 Прошло немного времени, и из Германии прибыли трофейные двигатели. У нас их 
еще не было, а без них Микоян (и не только Микоян) не мог приступить к 
проектированию нового самолета.
 Трофейный ЮМО-004 ошеломил наших двигателистов прежде всего удивительным 
сходством с советским С-18, проходившим стендовые испытания. О работах 
юнкерсовских инженеров А.М.Люлька ничего не знал, но логика инженерного 
мышления привела инженеров обеих воюющих стран к поразительному сходству 
результатов — те же степени сжатия, такие же турбины и примерно та же тяга.
 Результат естественный. Нам приходилось отдавать все силы тому, в чем 
непосредственно нуждалась авиация. Немцы же, долго и тщательно обдумывавшие 
свое нападение на СССР, сделали большую ставку на реактивную авиацию. Они 
подключили к этому делу различные исследовательские институты, разные 
конструкторские фирмы, великолепно понимая, что одиночкам такая задача не по 
плечу. Масса инженеров, участвовавшая в разработке этих двигателей, позволила 
гитлеровцам обогнать нас, хотя по уровню технического мышления они не ушли в 
этом деле намного дальше наших специалистов.
 До последней минуты нацистские инженеры возлагали на этот двигатель большие 
надежды, причислив самолеты, на которые он ставился, к техническим средствам, 
способным, как они полагали, радикально изменить ход войны. 27 марта 1945 года, 
за полтора месяца до капитуляции, Гитлер приказал переоборудовать завод 
«Даймлер-Бенц» в Генсгафене для производства ЮМО-004 [10] . Эти двигатели, 
равно как и двигатели БМВ-003, действительно были лучшими, чего добились в 
реактивной технике нацистские инженеры, но спасти нацистскую Германию они, 
разумеется, не могли.
 Микояну стало наконец ясно, как можно использовать трофейные двигатели. Без 
такой ясности трудно отважиться на большое новое дело. Выслушав указания Артема 
Ивановича, компоновщики принялись набрасывать МиГ, в носу которого больше не 
было привычного воздушного винта. Назывался он тогда машиной «Ф» или И-300.
 Эксперимент, начатый разработкой И-250, переходил в новую, более ответственную 
фазу...




 Глава шестая. Первый шаг к звуку


 Удивительно лучистой и солнечной выглядела весна 1945 года. В больших городах 
небо озарялось даже ночами, когда после неповторимо-торжественного, ликующего 
голоса Юрия Левитана звучали залпы салютов, взлетали разноцветные ракеты. 367 
победных приказов Верховного Главнокомандующего прочитал Юрий Левитан. — Его 
голос знали в годы войны и стар и млад.
 30 апреля 1945 года в Москве сняли светомаскировку. После нескольких лет 
темноты город засветился тысячами огоньков. Вспыхнули и бездействовавшие 
уличные фонари.
 В 2 часа ночи 9 мая внезапно ожили черные тарелки репродукторов. Радио 
предупредило о важном правительственном сообщении. В 2 часа 10 минут Левитан 
объявил: безоговорочная капитуляция подписана!
 Москва высыпала на улицы. Толпы людей потянулись к Красной площади. К четырем 
утра там возник стихийный митинг. Людей в военной форме качали. Незнакомые 
разговаривали как родные...
 Победа! Победа выстраданная, оплаченная кровью, потерей родных и близких.
 Артем Иванович был дома один. Зоя Ивановна с детьми и матерью находилась в 
Санаине. Как любого советского человека, Микояна это сообщение взволновало до 
крайности. Он вывел из гаража машину, сел за руль и поехал в Подколокольный 
переулок, где жила семья Гая. Посадив в автомобиль его жену Валентину Яковлевну 
с сыном,