ты, давно вышедшие из 
употребления. Здоровенные мужики в картузиках с надписью «Моссельпром» 
оглушительно рявкали:
 — Есть «Аллегро», продаю «Золотые»! Хотишь — «Червонец» купишь. Папиросы 
«Ира» — курит полмира!
 Толстая баба с бидоном, закутанным в какую-то грязную телогрейку (чтобы не 
остыл товар), повторяла как заклинание:
 — Какава, какава! Самая лучшая какава на натуральном сахарине.
 Трамвай медленно прокладывал дорогу. Через несколько остановок, услышав 
громкое «Угольная площадь!», Микоян вышел из вагона...
 В здании, где жили Шаумяны, до революции размещалась духовная семинария. После 
установления Советской власти здесь стал жилой дом. Часть его предназначили для 
делегатов разного рода съездов и конференций, приезжавших в Москву. Божедомский 
переулок переименовали в Делегатскую улицу, само же здание стали называть 
Третьим Домом Советов.
 Став москвичом, Микоян быстро втянулся в жизнь столицы.
 Семья Шаумянов, приютившая Анушавана, сыграла большую роль в его жизни. У 
Екатерины Сергеевны он почувствовал себя легко и просто. Была Екатерина 
Сергеевна всегда немножко печальной — она не могла забыть трагической смерти 
мужа. Но мудрая женщина отлично понимала: молодежь есть молодежь...
 По вечерам вся семья и близкие ей люди — Анушаван Микоян, Геворк Аветисян, Гай 
Туманян, Левон Сафразьян собирались за большим столом. Шутили, читали, спорили, 
играли в шахматы, чаще — в нарды.
 Некоторые из молодых людей были уже студентами — Гай и Геворк учились в 
«Свердловке», как называли в просторечье Коммунистический университет имени Я.М.
Свердлова — первую в Советской Республике высшую партийную школу.
 Впоследствии, получив гуманитарное образование, Гай Туманян, продолжая 
увлекаться литературой, историей, философией, стал профессиональным военным. Он 
был большим знатоком армянской и русской литературы. Настольная книга — «Фауст» 
Гёте, любимая часть — вторая, философская. На склоне лет, выйдя в отставку, 
преподавал основы марксизма-ленинизма в Московском авиационном институте — 
естественное завершение многолетнего увлечения историей и философией.
 С Геворком Артем Иванович сдружился сразу. Аветисян вступил в партию 
пятнадцати лет. Сражался в Баку как связной и разведчик. «Настоящий бакинский 
Гаврош», — сказал о нем Анастас Иванович Микоян.
 Анушавану хотелось учиться, как и его друзьям, но с учебой пришлось 
повременить. Прежде всего нужно было устроиться на работу. В Москве это 
оказалось просто. Он был металлистом, как называли тогда токарей, слесарей, 
фрезеровщиков, строгальщиков. В молодой Советской России в металлистах была 
большая нужда.
 Завод «Динамо», куда поступил молодой токарь, — первое в стране предприятие, 
выпускавшее электрические машины и аппараты для фабрично-заводских установок и 
трамвайного хозяйства. Завод «Динамо» славился революционным прошлым: в октябре 
1917 года динамовцы в составе боевых отрядов штурмовали Кремль.
 Проблема работы была решена. Поблагодарив семью Шаумянов за гостеприимство, 
Анушаван стал жить самостоятельно. К тому времени в Москву приехал и Анастас 
Иванович. Он пригласил брата к себе, но Анушаван отказался.
 — Меня прекрасно разместили в общежитии!
 Но это была неправда. Святая неправда. Молодой токарь снимал у дворника угол в 
кухне. Спустя много лет Микоян рассказывал друзьям:
 — Приезжаешь с завода усталый, ложишься спать, а угол мой возле крана с водой. 
Дворник придет поздно, да к тому же подвыпивши. Откроет кран — брызги летят. 
Примешь неожиданный душ, проснешься, потом никак не заснешь, а в пять утра надо 
вставать и идти на работу...
 Тяжелый быт не прошел бесследно. У молодого человека начался туберкулез в 
опасной открытой форме. По счастью (именно по счастью, так как возможности 
лечения туберкулеза у медицины того времени были очень малы), удалось быстро 
ликвидировать болезнь, хотя, как выяснилось впоследствии, не до конца.
 Узнав о бедственном положении Микояна, заводская партийная ячейка попросила 
одного из коммунистов, инженера-конструктора Додева, эмигранта из Болгарии, 
взять молодого человека к себе в квартиру. Додев согласился, и Микоян 
перебрался на Воронцовскую улицу. Теперь до завода рукой подать. Тяжкая жизнь у 
дворника вспоминалась словно страшный сон, который Артем Иванович не забывал до 
самой смерти.
 Товарищи по работе относились к молодому Микояну с большой теплотой и 
симпатией. Для них он сразу же стал «своим парнем». Они-то и переименовали его 
из Анушавана в Артема. Микоян привык к новому имени, принял его и при 
оформлении партийных документов записал уже вполне официально.
 В декабре 1925 года собрался XIV съезд партии, вошедший в историю как съезд 
индустриализации. Решения этого съезда круто повернули жизнь всей страны. 
Сыграли они значительную роль и в судьбе Артема Ивановича Микояна.
 В резолюции съезда было записано:
 «...вести экономическое строительство под таким углом зрения, чтобы СССР из 
страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую 
машины и оборудование, чтобы таким образом СССР в обстановке капиталистического 
окружения отнюдь не мог превратиться в экономический придаток 
капиталистического мирового хозяйства, а представлял собой самостоятельную 
экономическую единицу, строящуюся по-социалистически...
 ...принимать все меры по укреплению обороноспособности страны и усилению мощи 
Красной Армии и Красного Флота, морского и воздушного...»
 Артему Ивановичу удалось побывать на съезде. И это оставило неизгладимое 
впечатление на всю жизнь. В одном из корпусов Третьего