ции энергии, в полном 
смысле слова вылетавшей на ветер, родилась, как это бывает в технике, не только 
у Лозино-Лозинского. Ту же мысль пытались перед войной реализовать и в ЦАГИ. 
Практический результат не заставил себя ждать — все самолеты семейства «А», над 
которыми после МиГ-3 трудилось КБ, получили за счет реактивного выхлопа 
дополнительную тягу.
 В апреле 1942 года конструкторское бюро Микояна возвратилось из эвакуации. 
Погрузив людей и оборудование в теплушки и дождавшись отправления эшелона, 
Микоян и Гуревич уехали на аэродром. Им хотелось прибыть раньше коллектива, 
чтобы обеспечить встречу.
 Было холодно. Разыгрывался буран. Отлет старенького Ли-2 задерживался. От 
волнения, усиленного ожиданием, жене Гуревича стало плохо. Артем Иванович 
подбадривал:
 — Еще не полетели, а уже плохо. Значит, полет надо считать за два: первый и 
последний сразу!
 А через несколько часов самолет приземлился. Вернулись Микоян и Гуревич не на 
насиженное место. Их ждала новая территория. С одной стороны, хорошо — полная 
самостоятельность. Но... все предстояло начать от нуля и сделать собственными 
силами. Эшелон с сотрудниками КБ пришел через неделю.
 «Площадку, на которой и сегодня стоит наш завод, разыскал Артем Иванович, — 
вспоминает З.И.Журбина. — Было на ней только одно желтое здание в глубине двора,
 а за ним деревянный ангар. До нас как будто собирались организовать завод 
синтетических материалов. Стояло еще одно каменное здание, только недостроенное,
 и несколько бараков. Между ними пустырь и какая-то свалка...»
 КБ расположилось в желтом двухэтажном домике, доставшемся от прежних хозяев. 
Сегодня он кажется на удивление маленьким, но тогда в нем более или менее 
размещались. Коллектив еще не насчитывал тех тысяч людей, без которых в наши 
дни не обходится ни одно конструкторское бюро в любой части света, 
проектирующее истребители.
 Конструкторы обосновались на втором этаже. Рядом с плановым отделом — кабинет 
Микояна. Кабинет в полном смысле слова рабочий. Когда хозяйственники попытались 
его «обставить», Микоян рассердился и не разрешил. Так на протяжении ряда лет, 
пока не построили новый корпус, стоял в нем простой стол и дюжина стульев для 
посетителей, которых Артем Иванович очень любил и принимал чрезвычайно 
приветливо.
 Простота отношений всегда красила коллектив Микояна. После трудового дня за 
чертежными досками и расчетами сотрудники КБ переодевались в «грязное рабочее» 
и выходили на заводской двор разбирать свалку. На очищенной заводской 
территории появились аккуратные грядки. Участки для огорода были выделены 
сотрудникам Микояна и на территории ипподрома.
  «Приказ № 63 
  По заводу НКАП 
  8 мая 1943 г. 
  Для обеспечения посевов на индивидуальных огородах воскресенье 9.05 с.г. 
считать выходным днем для всех цехов и отделов, кроме летно-экспериментальной 
станции завода. 
  Директор и 
  главный конструктор завода 
  А.И.Микоян». 
 В то голодное время личные огородики служили большой поддержкой. Заводская 
ежедневная газета «Истребитель» писала об успехах огородников с не меньшей 
радостью, чем об успехах, которые проявляли те же огородники, проектируя новые 
самолеты.
 Возвращаясь из эвакуации, завод захватил остатки задела по МиГ-3. Детали, 
полуфабрикаты, узлы были изрядно перепутаны. Каждой детали, каждому узлу 
предстояло вернуть паспортные данные, определить место и на самолете, и в 
технологическом процессе. Группа конструкторов занялась необычной 
инвентаризацией.
 Эти опытные люди, умевшие «узнавать любую деталь в лицо», перебрали и 
рассортировали узлы, детали, полуфабрикаты, определили возможность 
использования каждого из них. Противовоздушная оборона Москвы получила около 
полусотни дополнительных МиГов. Ряд деталей пригодился при изготовлении первых 
опытных образцов машин семейства «А», проектирование которых завершилось по 
возвращении из эвакуации.
 Сохранилось красноречивое свидетельство принципиальной позиции руководителей 
коллектива — статья М.И.Гуревича в одном из номеров военного времени ежедневной 
стенгазеты «Истребитель»: «Любая из выпущенных нами машин может быть принята 
для серии, и мы имеем полное право надеяться, что, несмотря на трудные условия 
военного времени, какая-либо из них будет пущена... Конструктор сражается у 
чертежной доски, и каждый технический успех, каждое усовершенствование самолета 
приближают желанный час нашей победы».
 Война для всех была школой. Микояна и Гуревича она научила выдержке. Оба 
конструктора понимали — рано или поздно, но опыт работы такого трудного для них 
года сделает свое дело.
 Этот опыт понадобился летом 1942 года, когда над территорией Советского Союза, 
в том числе и над Москвой, начали появляться высотные немецкие разведчики.
 Война в стратосфере, очередным эпизодом которой стали эти полеты, началась еще 
в «мирное время». Технику для них поставляли заводы Юнкерса. По особому заданию 
германского генерального штаба они строили высотный самолет с герметической 
кабиной. Услугами крупнейшей аэросъемочной фирмы «Ганза-бильд» пользовались 
разные страны, не подозревая, что под ее прикрытием орудовала германская 
воздушная разведка.
 С 1936 года эскадрилья Теодора Ровеля была выведена из состава «Ганза-бильд» и 
превращена в отряд особого назначения при имперском министерстве авиации. С 
начала второй мировой войны Ровель был назначен командиром разведывательной 
группы при главнокомандующем люфтваффе. Его группа летала на новейших Ю-86 и 
До-215, позднее к ним присоединили и так