|
Оба падают. Кладем трупы на сани-розвальни, подвозим к реке и спускаем в
прорубь. Так «верховный правитель всея Руси» адмирал Колчак уходит в свое
последнее плавание.
Возвращаемся в тюрьму. На обороте подлинника постановления ревкома о расстреле
Колчака и Пепеляева пишу от руки чернилами: «Постановление
Военно-революционного комитета от 6 февраля 1920 года за № 27 приведено в
исполнение 7 февраля* в 5 часов утра в присутствии председателя Чрезвычайной
следственной комиссии, коменданта города Иркутска и коменданта иркутской тюрьмы,
что и свидетельствуется нижеподписавшимися:
Председатель Чрезвычайной
следственной комиссии
С. Чудновский
Комендант города Иркутска
И. Бурсак»**
* Постановление, составленное в ту же ночь, чаще датируется 7-м февраля.
** В воспоминаниях, так сказать, неофициальных, неопубликованных, Бурсак
говорил: «Перед расстрелом Колчак спокойно выкурил папиросу, застегнулся на все
пуговицы и встал по стойке „смирно“. После первого залпа сделали еще два по
лежащим — для верности. Напротив Знаменского монастыря была большая прорубь.
Там монашки брали воду. Вот в эту прорубь и протолкнули вначале Пепеляева, а
затем Колчака вперед головой. Закапывать не стали, потому что эсеры могли
разболтать, и народ бы повалил на могилу. А так — концы в воду».
В 5 часов утра 7 февраля 1920 г. большевистский залп скосил Александра
Васильевича Колчака, бывшего Верховного правителя России, ее прославленного
адмирала и великого патриота, так радевшего за ее честь и величие. Не в земле
суждено было найти покой его телу. Ангара — водная бездна приняла его.
Известный поэт русской эмиграции Сергей Бонгарт скорбно откликнулся на смерть
вождя белого движения, одного из наиболее выдающихся флотоводцев в славной
истории Российского государства такими стихами:
«Памяти адмирала Колчака.
Он защищал страну от смуты,
Как только мог.
Но дьявол карты перепутал,
Оставил Бог.
Смерть лихорадочно косила
Со всех сторон,
Тонула, как корабль, Россия
А с нею — Он.
Его вели между вагонов,
Как черти в ад.
Разило водкой, самогоном -
От всех солдат.
Худой чекист, лицо нахмуря,
Отдал приказ…
А он курил, — как люди курят, -
В последний раз…
Шел снег. Медлительно и косо,
Синела мгла…
Уже кончалась папироса
И пальцы жгла…
— Повязку? — Нет, со смертью
в жмурки
Играет трус.
Он видел силуэт тужурки,
Скулу и ус.
И портсигар отдал солдату:
«Берите, что ж,
Не думайте, что мне когда-то
Еще пришлось…»
Ночная тьма уже редела,
Чернел перрон,
И как всегда перед расстрелом
Не счесть ворон.
Они, взметнувшись, к далям рвутся,
|
|