свержению существующего государствен-ного строя. Брожение среди матросов 
усиливалось, особенно в связи с приказом о выходе кораблей в море. 4 марта в 
Севастополе начался митинг. Настроение моряков резко менялось, левело. Но 
основная масса их еще доверяла комсоставу, особенно самому Колчаку. Требовали 
его прибытия и выступления на митинге. Колчак решил явиться на него. Но он 
предварительно принял меры к ослаблению агитации леваков. Послав в казармы по 
два представителя от каждой роты, с кораблей, береговых команд и из гарнизона 
Севастопольской крепости, он стремился и к успокоению моряков, и к формированию 
специального органа, работающего под его, командую-щего, влиянием. Приехал А. В.
 Колчак на митинг на автомобиле. Моряки и солдаты встретили его восторженно, 
несли на руках. Слушали с огромным вниманием, доверием. А он говорил о 
необходимости сохранения дисциплины, о продолжении войны до победного конца. 
Дал информацию о положении в столице. Успех выступления был полный. 
Взаимопонимание подтверждалось бурными аплодисментами. В ответ на требование 
участников митинга послать телеграмму приветствия Временному правительству 
Колчак ответил согласием. Телеграмма была послана.

Таким образом, состоялось признание и Колчаком, и флотом Временного 
правительства. На митинге был избран Центральный военный исполнительный комитет 
(ЦВИК), позднее сливший-ся с советом рабочих депутатов порта. ЦВИК возглавил 
известный меньшевик, участник восста-ния на броненосце «Потемкин» в 1905 г., 
авторитетный тогда среди моряков, — Канторович. С советами, солдатскими и 
матросскими комитетами Колчак старался сотрудничать, и это доволь-но длительное 
время получалось у него вполне. С поступлением известий об отказе принять 
верховную власть Михаилом Александровичем Колчак пришел, как он отмечал позднее,
 к мысли, что с монархией в России, очевидно, покончено. Издав в соответствии с 
официальным сообщением приказ, он в нем вновь делает упор на сохранение во 
флоте дисциплины и порядка. Победа революции стала фактом, и Колчак принимает 
его, ждет изменений к лучшему в стране, армии и на флоте. 5 марта он 
организовал по случаю победы революции парад войск. Позднее Колчак 
присоединился к предложению о торжественном перезахоронении останков лейтенанта 
П.П. Шмидта и активно участвовал в нем.

Несмотря на многочисленные политические перипетии в стране и Черноморье, Колчак 
последовательно, до конца борется за сохранение боеспособности флота, всемерно 
противодей-ствуя разложенческим элементам, тем самым выполняя долг гражданина, 
патриота своей Родины. И здесь он проявляет, пожалуй, не свойственную ему 
прежде гибкость. Это были первые уроки, первые шаги в сфере политической 
деятельности.

Ни в первые недели после февральской революции, ни позднее на Черноморском 
флоте разнузданность матросов, анархиствующих, уголовных элементов среди них не 
дошла до той степени, как на Балтике. Колчак тяжело переживал чудовищно 
жестокие убийства командую-щего Балтийским флотом вице-адмирала А. И. Непенина, 
многих других адмиралов и офицеров. Колчаку в его работе в советах, комитетах, 
в массах существенно помогал полковник А. И. Верховский — начальник штаба 
ударной дивизии, пользовавшийся доверием Временного правительства. Он 
придерживался умеренно социалистических, демократических взглядов, входил в 
совет в качестве заместителя (товарища) председателя.

Колчак предупреждал моряков, что, учитывая начавшийся развал вооруженных сил 
России, германское командование вместе с турецким могут активизировать свои 
действия на море, вырвутся из фактической блокады, что в случае бездействия 
Черноморского флота, снятия опасности нападения на Босфор и Константинополь 
противник может бросить крупные сухопутные силы на север и сокрушить Румынию, 
русские войска на ее территории, что приведет к крайнему ухудшению всей 
обстановки на фронте. Он внушал подчиненным необходимость не только сохранения 
боеспособности, но и еще большей активности флота. И в середине марта Колчак 
под личным командованием, держа адмиральский вымпел на линкоре «Императрица 
Екатерина», вывел часть флота в море, к турецким берегам. 13 марта А. В. Колчак 
записал: «…День ясный, солнечный, штиль, мгла по горизонту. Гидрокрейсера 
продолжают операции у Босфора — я прикрываю их на случай выхода турецкого флота.
 Конечно, вылетели неприятельские гидропланы и появились подлодки. Пришлось 
носиться полными ходами и переменными курсами. Подлодки с точки зрения 
линейного корабля — большая гадость; на миноносце — дело другое… Неприятельские 
аэропланы атаковали несколько раз гидрокрейсера, но близко к нам не подлетали. 
К вечеру только закончили операцию; результата пока не знаю, но погиб у нас 
один аппарат с двумя летчиками. Возвращаюсь в Севастополь. Ночь очень темная, 
без звезд, но тихая, без волн. За два дня работы все устали, и чувствуется 
какое-то разочарова-ние. Нет, Сушон (немецкий вице-адмирал, командующий 
турецким флотом на Черном море) меня решительно не любит, и если он два дня не 
выходил, когда мы держались в виду Босфора, то уж не знаю, что ему надобно». 
Запись от 14 марта: «Сегодня надо продолжать практическую стрельбу. Утром 
отпустил крейсера, переменяя миноносца у „Екатерины“, и отделился. Погода 
совсем осенняя, довольно свежо, холодно, пасмурно, серое небо, серое море. Я 
отдохнул эти дни и без всякого удовольствия думаю о Севастополе и политике. За 
три дня, наверное, были „происшествия“, хотя меня не вызывали в Севастополь…» 
Эта запись сделана уже после боевой операции, на обратном пути.

Принятие мер по защите своего флота, его главной базы, российского побережья,