примерным католиком и верил скорее в вечное и бесстрастное Начало, которое
не мешает естественному ходу вещей, чем во всемогущее Провидение. И все же
тяга к мистицизму была той лазейкой, сквозь которую  в  его  сознание  мог
проникнуть христианский спиритуализм. Человек - не ангел и не  зверь,  но,
изживая в себе зверя, он может приблизиться к ангелу, иначе говоря, спасти
лучшую часть своего "я" - душу живую -  и  приблизиться  таким  образом  к
"глубочайшим безднам, таящимся в беспредельности".
   Был ли он приверженцем учения Сен-Мартена? Некоторые отвечают  на  этот
вопрос утвердительно, но это не  так,  ибо  Сен-Мартен  не  предусматривал
приобщения к таинствам, а в наброске "Трактата о молитве" Бальзак выражает
желание сказать тем, кто скорбит душою:

   "Как сладостно было мне приобщиться сих тайн, как легко  было  идти  по
этой стезе, едва я  преодолел  первые  препятствия,  какие  восхитительные
плоды освежали мое пересохшее небо... Я прошу тех, кто станет  читать  эту
книгу, исполниться душевного покоя, дабы им открылся смысл Слова".

   В этих строках  мы  узнаем  неясный  и  возвышенный  слог  Сен-Мартена.
Шатобриан после встречи с Сен-Мартеном высмеял "этого небесного философа",
который  вещал  "на  манер  архангела".  Духовидец  вызвал  раздражение  у
католика Шатобриана; Бальзак  надеялся  найти  в  Сен-Мартене  проводника,
указующего  путь  к  тому,  что  он  называл  религией  Иоанна  Богослова,
мистической церковью. Оноре был обязан Сен-Мартену и Сведенборгу одной  из
сторон своего мировоззрения.
   В 1823 году Бальзак рассказал Томасси о том, что  он  задумал  написать
"Трактат о молитве". Томасси вскоре уехал из  столицы  в  Бурж,  где  стал
секретарем префекта; он уговаривал друга отказаться от  этого  плана:  "Вы
даже не представляете, до какой степени окреп бы ваш талант, если  бы  его
питали идеи нравственные и религиозные... Но не вздумайте создавать  такое
произведение, как "Трактат о молитве", под игом смятенных чувств". Томасси
опасался - и с полным основанием - того эротико-мистического тона, которым
Оноре описывал свои мирские страсти.

   Жан Томасси - Бальзаку, 7 января 1824 года:
   "Расскажите мне подробнее о вашем "Трактате о молитве".  Чтобы  создать
такой  труд,   недостаточно   обладать   возвышенной   душою   и   богатым
воображением; для этого необходима еще привычка к религиозной  обрядности,
необходимо длительное общение с Богом, необходимо,  наконец,  проникнуться
спиритуализмом, исполненным экзальтации и умиления... Если вы  никогда  не
испытывали  душевного  трепета,  внезапно  заслышав  торжественные   звуки
органа, если не приходили в глубокое волнение, внимая молодому священнику,
призывающему Бога Авраама благословить союз новобрачных,  столь  же  юных,
как и сам служитель церкви...  то  отложите  в  сторону  свой  "Трактат  о
молитве". Даже Руссо потерпел неудачу в подобном  начинании,  ибо  он  был
чужд тех религиозных привычек, о которых я  говорил.  Одно  дело  написать
десять или даже тридцать строк в  минуту  просветления;  совсем  другое  -
поддерживать подобное состояние души на протяжении всего труда".

   "Трактат о молитве" все еще оставался замыслом, а тем временем  Бальзак
опубликовал брошюру о  "Праве  первородства"  и  "Беспристрастную  историю
иезуитов", проникнутую необыкновенной ортодоксальностью. Книжечка о "Праве
первородства"  была  написана  не  без  блеска.   Автор   напоминал,   что
возделывать виноградники и выращивать леса  -  дело  непростое,  требующее
терпения и времени, а потому собственность  на  них  должна  быть  надолго
закреплена; он указывал  на  опасности,  связанные  с  разделом  земельных
владений между многочисленными наследниками, получающими при  этом  равную
долю, ибо это "умножает  честолюбивые  устремления  в  стране,  которая  в
отличие от Англии не может предоставить молодежи широких возможностей  для
применения  своих  сил".  Однако  брошюра  была,  без  сомнения,  заказана
Рессоном,   сторонником   оппозиции,    которая    стремилась    приписать
правительству гораздо более реакционные и мрачные намерения, чем это  было
в действительности. А наши волчата были готовы на все, лишь бы  заработать
малую толику "живых денег", как выражался Бальзак,  всегда  предпочитавший
звонкую монету  векселям  книгопродавцев,  которые  постоянно  приходилось
учитывать и по которым нечасто удавалось получить в срок.

   "- Дети мои, - сказал Фино, -  либеральной  партии  необходимо  оживить
свою полемику, ведь ей сейчас  не  за  что  бранить  правительство,  и  вы
понимаете, в каком затруднительном положении оказалась оппозиция.  Кто  из
вас  согласен  написать  брошюру  о   необходимости   восстановить   право
первородства, чтобы можно было поднять шум против тайных  замыслов  двора?
За работу хорошо заплатят.
   - Я! - отозвался Гектор Мерлен. - Это соответствует моим убеждениям.
   - Твоя партия, пожалуй, скажет, что ты порочишь ее, - возразил Фино.  -
Фелисьен, возьмись-ка ты за это дело. Дорна издаст  брошюру,  мы  сохраним
все в тайне.
   - А сколько дадут? - спросил Верну.
   - Шестьсот франков. Ты подпишешься: "Граф К..."
   [Бальзак, "Утраченные иллюзии"].