становишься  отцом  семейства,  ничего  нельзя  делать  вслепую".  Поэтому
Бальзак посвящает целые дни, отнятые им у "Человеческой комедии", изучению
планов, чертежей и смет. В конечном итоге на отделку особняка  потребуется
12000 франков. Прибавить к этому  сумму,  заплаченную  за  дом,  стоимость
обстановки - и все вместе составит 77000 франков. Ничтожная сумма за такой
особнячок, самый  лучший  во  всем  Париже  -  по  внутреннему  убранству,
разумеется, так как снаружи у него так и останется "несколько  казарменный
вид". Но года через четыре цена ему будет огромная. Слава Богу,  убыток  с
Жарди покроется.
   Иметь собственный дом - это еще далеко не все. Нужно  его  обставить  и
украсить. На это Бальзак  решил  употребить  всю  мебель,  все  вазы,  все
фаянсовые блюда, которые он накупил во время  своих  путешествий...  "Все,
что ты называла моим сумасбродством, оказалось мудростью", -  убеждает  он
Ганскую.  Он  "слишком  рассудителен"  и  не  станет  заказывать  красивые
библиотечные шкафы, но считает себя "вынужденным" купить смирнские  ковры.
"Всегда гораздо экономнее  покупать  хорошие  и  прочные  вещи,  и  я  это
прекрасно понял". Экономия, благоразумие, рассудительность - теперь у него
только эти слова на языке, и они служат оправданием  безумных  трат.  "Нам
нужно повесить занавески на девятнадцать окон; считая по триста франков на
каждое окно, подумай, куда это нас приведет!  Но  если  сделать  временные
занавески, это обойдется в две  трети  той  суммы,  которой  будут  стоить
хорошие гардины". Итак, нужно купить гардины  на  веки  вечные.  Что  это,
безрассудство? Ведь деньги тратятся тут не на кокоток, не на табак, не  на
кутежи. Как же не купить постельных  принадлежностей  и  белья?  "Если  ты
найдешь красивые наволочки, не забудь, что нужно по  дюжине  наволочек  на
каждую постель. Наволочки желательно украсить вышитой каймой и вышивкой по
углам. В Германии вышивают лучше, чем во Франции.  А  для  тебя  наволочки
здесь отделают кружевами". Простыни, салфетки,  тряпки  -  этот  почтенный
отец семейства беспокоится обо всем, все  предусматривает,  все  покупает,
все копит. "Рукоятки к цепочкам для спуска воды в наших уборных сделаны из
богемского хрусталя зеленого цвета", - сообщает он Ганской.
   И он никак не может понять, почему его кумир тревожится. Да почему  же?
Через полтора месяца они поженятся и поселятся  в  своем  доме.  Он  успел
съездить в  Метц,  повидался  с  префектом,  все  идет  хорошо.  Подыскали
скромного, послушного мэра.  Бракосочетание  произойдет  в  его  мэрии,  в
ночное время. Свидетелями будут сын доктора Наккара  и  префект  Жермо,  а
затем супруги получат благословение церкви от  епископа  в  Метце  или  от
приходского священника в Пасси. "Мы спасены! Но если бы  ты  знала,  какие
трудности  пришлось  преодолеть  и  сколько  славных  людей  я   встретил!
Нарушения установленных правил будут ничтожны, и нам выдадут  превосходное
свидетельство о браке". Разумеется, если бы она могла устроить так,  чтобы
бракосочетание произошло в Висбадене либо в Майнце, тайна  сохранилась  бы
еще лучше. Чего боится Эвелина? В ее письмах чувствуется какое-то  смутное
недовольство всеми его хлопотами. И от этого ему ужасно  грустно.  Неужели
ее беспокоит денежный  вопрос?  Да  стоит  ему  месяц  поработать,  и  все
уладится.
   Бальзак по-прежнему верит в будущее, но факты - упрямая вещь, и с  ними
трудно спорить. Книги его  не  закончены,  издатели  требуют  показать  им
рукописи, прежде чем оплатить их;  подрядчики  не  желают  ждать;  матушка
жалуется, а Сова вопит. Чтобы купить  дом,  пришлось  тронуть  "волчишкино
сокровище". А оно уже состояло только из акций  Северных  железных  дорог.
Если бы курс акций поднялся до тысячи франков, какое было бы  счастье?  Но
курс, наоборот, падает  с  дьявольским  постоянством,  он  уже  на  двести
франков ниже номинала, и Бальзак  не  хочет  продавать  акции  с  убытком.
Конечно, было бы лучше продать их по семьсот  пятьдесят  франков  и  снова
купить по шестьсот франков.  И  дело  тут  не  в  том,  что  "непогрешимый
провидец" ошибся, а просто Северные железные дороги, предприятие  само  по
себе превосходное, захвачены общим  экономическим  кризисом.  Люди  боятся
войны, боятся, что Луи-Филипп  умрет.  Бальзак  не  очень-то  любил  этого
короля, однако ж он полагает, что  для  финансовых  дел  в  стране  смерть
Луи-Филиппа была бы катастрофой. К тому  же  за  акции  еще  полностью  не
уплачено - остается еще внести 28000 франков или же продать их с  убытком.
Бальзак умоляет Эвелину помочь ему предотвратить удар, послав  необходимую
для взноса сумму. Она  довольно  грубо  отвечает,  что  ни  сейчас,  ни  в
дальнейшем это для нее невозможно. Как  же  быть?  Он  занимает  деньги  у
Ротшильда под залог акций! Жизнь печальна.
   Увы? Эвелина Ганская потеряла доверие к нему.  Она  пишет:  "Делай  что
угодно с теми деньгами, которые я тебе дала, милый  Норе,  но  не  разоряй
меня". Какая несправедливость! Он не видит оснований жалеть о какой-нибудь
из своих финансовых операция. "Брани меня, когда я виноват,  и  не  брани,
когда я поступаю хорошо".
   Но она только и  делает,  что  бранит  его.  Теперь  ее  страшит  мысль
вступить с ним в брак - все равно где, в Метце или  в  Майнце.  Она  хочет
отсрочить свадьбу по крайней мере на год. Виктора-Оноре она родит  втайне,
и в случае нужды родители признают его в брачном договоре своим  ребенком.
Какой удар! "Твое решение странным образом меняет мои планы.  Я  мечтал  о
счастье, а оно отдаляется по меньшей мере на год, а  то  и  на  пятнадцать
месяцев..." Отчего же принято это жестокое  решение?  Помимо  затруднений,
связанных с  законами,  с  семейными  и  светскими  связями,  Еве  страшно
соединить свою судьбу с судьбой человека, который считает себя воплощением