|
горцев-крестьян. Деятельная, умная, проворная, она обычно вела хозяйство
пожилых и одиноких писателей - это сделалось ее профессией. До того как
поступить к Бальзаку, которому ее рекомендовала Марселина Деборд-Вальмор,
она была экономкой у Латуша - экономкой, а может быть, и чем-то еще.
По словам Феликса Солара, это была "особа лет сорока, с полным и
гладким свежим лицом, похожая на сестру-привратницу в монастыре".
Разумеется, после госпожи де Берни, герцогини д'Абрантес, графини
Гидобони-Висконти, госпожи Ганской это была убогая добыча. Но Бальзак
устал от сложных женских натур и полагал, что он обретет мир душевный с
этой женщиной, которую Марселина Деборд-Вальмор прозвала "ньюфаундлендом".
Впрочем, он прибавил к ее имени дворянскую частицу, унаследовав от своих
родителей упорное пристрастие к этому.
Госпожа де Бреньоль играла в жизни Бальзака более значительную роль,
чем это говорилось. Она не только по-хозяйски вела дом, в котором Бальзак
был "гостем", не только бегала по его поручениям в типографии, в
издательства, в редакции газет, выторговывала каждый франк в договорах, но
она дарила своему хозяину и любовные утехи. Он даже возил ее с собою
путешествовать, как она вспоминала об этом в 1860 году (через десять лет
после смерти Бальзака) в письме к стряпчему Фессару, написанном во время
ее паломничества в Баден-Баден, куда она некогда ездила со своим
незабвенным великим человеком. "Я слышала, как вокруг меня говорили: "Вы
его видели?" - "Я? Ну, конечно, видел". - "Смотрите, вот он!" Бедный
дружок мой! Ему так докучало это любопытство. Но я была молода и гордилась
своим счастьем. В Баден-Бадене меня вдруг охватила ужасная грусть, когда я
пошла взглянуть на дом, который мы с ним почти что сняли и в котором
предполагали закончить свои дни..." Луиза де Бреньоль долго была всецело
предана Бальзаку; он надавал ей обещаний, на которые был так щедр: она
воображала, что всю жизнь останется служанкой-госпожой.
Солар рассказывает, что госпожа де Бреньоль сама провела его в рабочий
кабинет Бальзака.
"Я вошел в святилище; взгляд мой прежде всего устремился на
колоссальный бюст создателя "Человеческой комедии", великолепно
выполненный из прекраснейшего мрамора; он стоял на цоколе, в который
вставлены были часы.
Из застекленной двери, которая выходила в садик, заросший жиденькими
кустами сирени, свет падал на стены кабинета, сплошь увешанные картинами
без рам и рамами без картин. Напротив двери высился большой книжный шкаф.
На полках в живописном беспорядке стояли "Литературный ежегодник",
"Бюллетень законов", "Всемирная биография" и "Словарь" Беля. Налево - еще
один книжный шкаф, по-видимому, отведенный для современников, среди них я
заметил томик Гозлана между Альфонсом Карром и госпожой де Жирарден.
Посреди комнаты стоял небольшой стол, несомненно рабочий, так как на
нем лежала лишь одна книга - словарь французского языка.
Бальзак, закутанный в просторную монашескую сутану некогда белого
цвета, вооружившись полотенцем, бережно вытирал чашку из севрского
фарфора..."
Вскоре Бальзак подумал о том, что, поскольку мать находится на его
иждивении, более экономно было бы съехаться, несмотря на опасности
совместной жизни.
Бальзак - Лоре Сюрвиль:
"Скажи маме, пусть она соберет свои вещи, находящиеся у тебя: перину,
стенные часы, канделябры, две пары простынь, нательное белье; я пришлю за
всем этим 3 декабря... Если она захочет, то может жить счастливо; только
скажи ей, чтобы она сама помогала счастью, а не отталкивала его. На нее
одну будет выдаваться сто франков в месяц; к ней будет приставлена
экономка и, кроме того, служанка. Уход за ней будет, какой только она
пожелает. Ее комната обставлена так изящно, как я умею обставлять. На полу
у нее тот персидский ковер, который был в моей спальне на улице Кассини".
Намерения с обеих сторон были благие, но опыт продлился только полгода.
Между матерью Бальзака и домоправительницей не могло быть мирной жизни. А
что касается самого писателя, то неровный характер госпожи Бальзак мог, по
его словам, "свести с ума любого человека, склонного к такому состоянию по
множеству мыслей, осаждающих его, по множеству своих трудов и
неприятностей". И в начале июля 1841 года мать сама поспешила уехать.
Госпожа Бальзак - Оноре:
"Когда я согласилась, дорогой мой Оноре, жить у тебя, я думала, что
могу быть счастлива в твоем доме. Вскоре я убедилась, что мне не под силу
переносить ежедневные мучения и бури твоей жизни; однако я терпела до тех
пор, пока думала, что страдаю только я одна. Но насколько мне стало
тяжелее, когда твоя холодность показала мне, что мое присутствие ты
терпишь лишь по необходимости, что оно не только не доставляет тебе
удовольствия, но почти неприятно тебе! Из-за таких обстоятельств у меня и
вырвались слова, огорчившие тебя. После этой минуты я приняла решение
покинуть твой дом. Пожилым людям трудно ужиться с молодыми!"
|
|