|
Лора де Берни, приговоренная докторами и знавшая это, однако несколько
раз подтверждала Бальзаку, что она запрещает ему приезжать в Булоньер. Она
хотела, чтобы он видел ее только красивой и здоровой. Она притворно
выказывала безмятежное душевное спокойствие, которое обманывало Бальзака,
и он не думал о надвигавшейся опасности. Как раз в это время у него было
по горло всяких хлопот: ликвидация "Кроник де Пари", переговоры с вдовой
Беше, подготовка к путешествию в Италию. Он думал, что еще успеет побывать
в Булоньере.
А между тем Лора хотела призвать его в последний свой час. Она держала
роман "Лилия долины" у себя в постели и перечитывала сцену смерти госпожи
де Морсоф. Ее Феликс де Ванденес приедет к ней, он тоже облегчит своей
любимой тяжкий путь к могиле... В романе Анриетта де Морсоф умирала,
сожалея о радостях жизни, которые она отвергла; Лора де Берни не жалела о
тех радостях, которые она дарила и получала. Она открыла, полюбила и
сформировала гениального писателя. И она гордилась этим. Почувствовав, что
конец близок, она попросила своего сына Александра предупредить Оноре и
привезти его в Немур. Поездка Александра заняла двое суток. Лежа в своей
спальне, откуда она видела только деревья и небо, она потребовала зеркало
и убрала свои волосы. Она знала, что очень изменилась, но вспомнила, как
Бальзак рисовал волнующее, трогательное очарование умирающей женщины.
Врачу она сказала: "Я хочу дожить до завтра". Но на следующий день
Александр возвратился один. Он не мог найти Бальзака. Где же он?
Скрывается в одном из своих тайных убежищ? Нет, уехал в Италию. Лора де
Берни чувствовала, что силы ее иссякли и она не доживет до его
возвращения. Все кончено, больше она не увидит своего Оноре; теперь можно
умереть. Она велела позвать аббата Грасе, приходского священника из
Гретца, и вечером он причастил ее.
Своему сыну Александру она сказала: "Найди в моем секретере сверток,
несколько раз перехваченный грубой шерстяной ниткой. В нем письма Оноре.
Сожги их..." Сын обещал сделать это, и на следующее утро, лишь только
госпожа де Берни скончалась, он бросил в огонь любовную переписку,
длившуюся пятнадцать лет. Можно себе представить, как должен был сожалеть
Бальзак, что таким образом исчезли лучшие свидетельства его творческих
усилий в годы юности. Он писал Луизе, своей таинственной корреспондентке:
"Женщина, которую я потерял, была для меня больше, чем матерью, больше,
чем подругой, больше всего, чем один человек может быть для другого. Во
время сильных бурь она поддерживала меня словом и делом и своей
преданностью. Если я живу, то благодаря ей; она была всем для меня. Хотя
уже два года как болезнь и время разлучили нас, мы и на расстоянии видели
друг друга, и она воздействовала на меня: она была моим нравственным
светочем. Образ госпожи де Морсоф в "Лилии долины" - лишь бледное
отражение самых малых достоинств этой женщины и лишь отдаленно напоминает
ее, ведь для меня ужасно осквернять свои волнения, выставляя их перед
публикой; никогда не будет известно то, что происходило со мной. И вот
среди новых бедствий, обрушившихся на меня, пришла еще и смерть этой
женщины..."
А на него действительно напали новые беды. Во-первых, семейные горести:
сын Лорансы, Альфред де Монзэгль, явился к ним голодный, без башмаков, без
одежды; госпожа Бальзак, отдавшая остатки своего состояния Анри, возопила:
"Оноре, сын мой, хлеба!" Сюрвили боролись против чиновников, как Бальзак
против газет, в штыки встретивших "Лилию". Несчастной Лоре, "своей милой
еретичке", мать давала советы искать утешения в религии.
Госпожа Бальзак - Лоре Сюрвиль, 3 мая 1836 года:
"Да, верующие люди счастливее и лучше неверующих, следовательно,
религия, раз она приводит к такому результату, необходима и является
благом... Большое число и разнообразие религий доказывает, что у людей
всегда была потребность иметь религию... Да, ангел мой, ты вступила в
такую полосу своей жизни, когда моральная поддержка необходима... Да, да,
любимая моя, ты знаешь молитвы, но ты не ведаешь счастья молиться... Душа
твоя еще не удостоилась благодати... Телесное спокойствие и чувство
благополучия, которые ты испытываешь, когда я магнетизирую тебя, могут
дать тебе лишь слабое представление о силе молитвы..."
Казалось бы, сравнивать гипнотические пассы с благодатью совсем не
благочестиво. Но госпожа Бальзак делала это с самыми благими намерениями.
При всей своей бедности она все еще стремилась побаловать дочку: "Как
только Оноре вручит тебе пятьсот франков (для меня), будь добра, уговори
одну хорошенькую даму, которую я люблю больше жизни, взять из этой суммы
сто франков и доставить мне удовольствие, купив себе в подарок от меня
восемь метров кружев. Я этого хочу, это мать тебе приказывает..." Она
говорила, что ненавидит всех противников сооружения каналов и, не будь она
христианкой, свернула бы им шею.
А Бальзак заклинал госпожу Ганскую занять теперь место его умершей
советчицы Лоры де Берни, которая проявляла столько мудрости и столько
любви к своему Оноре.
"Ее наследницей я делаю вас, вас, в которой так много благородства,
|
|