контракта, я осветил будущее двух супругов".

   Во время своего пребывания в Булоньере он заметил, что госпожа де Берни
как  будто  меньше  страдает  от  приступов  сердцебиения.  Однако  судьба
по-прежнему упорно преследовала ее.  Месяц  спустя  больной  женщине,  уже
похоронившей четверых детей и ставшей свидетельницей безумия своей  дочери
Лоры-Александрины, пришлось просиживать ночи напролет у изголовья любимого
сына Армана, заболевшего  чахоткой.  Сраженная  этим  новым  несчастьем  и
испытывая смутные  угрызения  совести,  она  умоляла  Бальзака  больше  не
приезжать и даже не писать ей. "Вы знаете, что в минуты, когда у  человека
все внутри напряжено, малейшее потрясение, вызванное сильным чувством  или
неосторожным словом, может сразить  наповал.  Какое  грустное  положение!"
Арман скончался, и убитая горем мать теперь лишь изредка переписывалась  с
Оноре. Он понимал, что она обречена.

   Бальзак - госпоже Бальзак:
   "Ах, милая матушка, я вне себя  от  горя.  Госпожа  де  Берни  умирает!
Надеяться больше не на что! Один только я да Господь Бог знаем, как велико
мое отчаяние. А ко всему еще надо работать!"

   Бальзака снова преследует свора  заимодавцев.  Прекрасная  вдова  Беше,
которая в 1833 году была так любезна,  показывала  в  ярости  свои  острые
зубки. Она выплатила аванс за романы и теперь тщетно  их  ждала;  милейшая
дама жаловалась на "коммерческие затруднения". С  "необыкновенной  злобой"
она угрожала прекратить всякие выплаты, если рукописи не поступят в  срок.
Бальзак в свою очередь жаловался на эти "мелкие придирки", обещал прислать
"Музей древностей", "Утраченные иллюзии" и в обмен на эти  посулы  получил
еще 5000 франков. Но он забрал уже почти всю  сумму,  которая  причиталась
ему по договору за "Этюды о нравах". Подумать только: за 5000 франков  ему
надо написать целых два тома! "Я должен трудиться, почти ничего не получая
за это". Не будь он Бальзаком, его финансовое положение к концу 1835  года
было бы просто катастрофическим!  Денежные  дела  подобны  "проволоке,  по
которой он то и дело съезжает с высот славы в грязное болото". Он берет  в
долг у доктора Наккара, у Борже, у отзывчивой госпожи Делануа,  у  дядюшки
Даблена. Верде со своей стороны заранее выплатил  ему  гонорар  за  "Лилию
долины". Домовладелец с улицы Кассини (живя уже на  улице  Батай,  Бальзак
сохраняет за собой прежнюю квартиру) требует причитающуюся ему за  полгода
плату.  Госпожа  Бальзак  весьма   нерегулярно   получает   обещанную   ей
ежемесячную ренту.
   И все-таки он не сдается. В его  распоряжении  есть  крайние  средства:
во-первых, можно выпустить новое издание  юношеских  романов,  подписанных
псевдонимом "Орас де Сент-Обен". Скажут, что  автор  -  он.  А  он  станет
отрицать. Никто не поверит? Не велика важность. Ведь ему предлагают  10000
франков. Во-вторых, он  может  на  свои  средства  издать  третий  десяток
"Озорных рассказов", а потом уступить весь тираж  за  более  высокую  цену
Верде. Кроме того,  когда  госпожа  Беше  полностью  распродаст  "Этюды  о
нравах", их можно будет предложить другому издателю за 45000 франков.
   Стало быть, он богат. Почему бы не приобрести наконец собственный  дом?
Недвижимость необходима ему для избирательного ценза; это  нужно  для  его
политической карьеры, ведь он  лишается  ценза  из-за  того,  что  госпожа
Бальзак вздумала вдруг продать свой дом. Увы! На самом деле в декабре 1835
года пассив его баланса составляет 105000 франков. Если исключить  из  них
45000 франков, которые Бальзак должен матери, то  остается  все  же  60000
франков долга посторонним лицам и издателям. Верде, этот ангел-хранитель в
обличье книгоиздателя, находится при последнем издыхании. Но разве у Оноре
нет  чудодейственного  перстня  Бедук?  Какой-нибудь   счастливый   случай
непременно спасет и автора, и  издателя.  Бюлоз,  начавший  публиковать  в
своем журнале  "Серафиту",  отказался  печатать  продолжение  романа,  ибо
читатели ничего не могли понять  в  этой  "несусветной  галиматье".  Верде
"берет  произведение"  и  выпускает  его  вместе  с   "Луи   Ламбером"   и
"Изгнанниками" в одном  томе  под  общим  названием  "Мистическая  книга".
Разрыв со всемогущим Бюлозом казался сущим безумием. Но Верде не  скупится
на объявления, а ссора с прежним издателем, о которой  раструбили  газеты,
послужила неплохой рекламой. Первое издание "несусветной галиматьи" быстро
расходится. Вновь появляется надежда.  "Таких  книг,  как  "Горио",  можно
написать много; "Серафиту" создают только раз в жизни".
   Но три  месяца  спустя  наступило  разочарование:  "Мистическая  книга"
особого успеха тут не имеет. Второе издание распродается туго". Госпожа де
Берни писала из своего уединения суровые письма.

   "Только она одна имела мужество говорить мне  прямо,  что  речь  ангела
смахивает на речь гризетки; начало книги казалось мне хорошим, но  теперь,
когда появился конец, оно  выглядит  мелким,  и  я  сам  вижу,  что  нужно
нарисовать обобщенный образ женщины, как  я  это  делал,  создавая  другие
образы  произведения.  К  несчастью,  мне  понадобится  полгода  для  этой
переделки, а тем временем люди с возвышенной душою станут упрекать меня за
погрешности, которые бросаются в глаза".

   Правда, ревностный католик  Томасси,  прочитав  "Серафиту",  приехал  в
столицу,  чтобы  обнять  Бальзака;  правда,  выдающийся   ученый   Жоффруа