Пратером, когда там еще никого нет. Если бы вы пожелали  отправиться  туда
вместе со мной, было бы очень мило; поскольку я  лишь  завтра  примусь  за
"Лилию долины", мне придется работать поначалу  по  четырнадцать  часов  в
сутки, чтобы наверстать упущенное. Я поклялся либо написать  эту  книгу  в
Вене, либо броситься в волны Дуная".

   Тем  не  менее  Бальзак  был  польщен  приемом,  который   оказал   ему
австрийский канцлер  князь  фон  Меттерних:  с  этим  человеком  благодаря
знакомству с некоторыми дамами (герцогиней д'Абрантес, маркизой де Кастри)
Оноре связывали общие лирические воспоминания. Госпожа де Кастри возложила
на него тайную миссию - она хотела, чтобы Бальзак переговорил с  канцлером
о ее незаконнорожденном  сыне.  Роже  фон  Альденбурге,  которому  канцлер
доводился дедом. Княгиня Мелания фон Меттерних писала в своем дневнике:

   "20 мая  1835  года.  Сегодня  утром  Клемент  [ее  супруг,  князь  фон
Меттерних] виделся с Бальзаком. Канцлер обратился к нему с такими словами:
   "Сударь, я не читал ни одной вашей книги, но я вас знаю, для меня ясно,
что вы безумец или же человек, который потешается над другими безумцами  и
стремится исцелить их с помощью еще большего безумия".
   Бальзак ответил, что князь совершенно прав, что именно такова его  цель
и он непременно  ее  достигнет.  Клемент  был  очарован  манерой  писателя
смотреть на вещи и судить о них".

   В самом деле, политические воззрения Бальзака и политические  воззрения
австрийского канцлера неплохо-уживались. Сама  же  княгиня  фон  Меттерних
нашла, что Бальзак "прост и добр, но одет совершенно немыслимо".
   Князь Феликс фон Шварценберг сопровождал Бальзака на поле сражения  при
Ваграме. Семейства Шенбург и  Киселевых  оспаривали  друг  у  друга  честь
принимать писателя у себя. Он виделся также с ученым-ориенталистом бароном
Иосифом фон Хаммер-Пургшталем, который перевел по его просьбе на  арабский
язык знаменитую надпись из "Шагреневой кожи".  Она  великолепно  зазвучала
по-арабски  благодаря  "афористической  краткости"  этого  языка.  Правда,
согласно  тексту  романа,  надпись  была  сделана  на  санскрите,   однако
Хаммер-Пургшталь санскрита не знал. Какая важность! Кто  заметит  разницу?
Барон подарил Бальзаку драгоценный талисман - перстень-печатку Бедук  -  и
сказал при этом: "В один прекрасный день  вы  оцените  значение  скромного
дара, который я вам вручаю".  Семя  упало  на  благодатную  почву.  Вскоре
Бальзак уже всем рассказывал  (сам  этому  веря),  что  его  замечательный
перстень  некогда  принадлежал  пророку  Магомету,  что  он  был   похищен
англичанами у Великого Могола, который предлагал в  обмен  на  него  груды
золота и алмазов. Бедук восходит прямехонько к Адаму. Бедук может  сделать
человека невидимкой. Бедук приносит счастье в  любви.  Бедук  исцеляет  от
всевозможных недугов.  Еще  одна  таинственная  сила  прибавилась  к  тем,
которыми (как не без основания считал Бальзак) он был наделен.  Барон  фон
Хаммер, намекая на гигантский труд своего гостя и на  множество  созданных
им героинь, сравнил писателя с  "Гераклом,  который  в  одну  ночь  лишает
невинности пятьдесят девственниц".
   Астольф де  Кюстин,  находившийся  в  Вене  одновременно  с  Бальзаком,
отметил необычайный успех, каким там пользовался писатель; но в  письме  к
Софи Гэ Кюстин писал:

   "Наш друг поставил меня в затруднительное положение: он познакомил меня
с некой полькой, весьма остроумной дамой из степей Украины и самой  ученой
женщиной  с  берегов  Дона,  которой  перед  тем  сказал,  будто  я  самый
красноречивый человек, которого он когда-либо встречал.  Я  не  знал,  что
сказать; если бы я прислушался  к  голосу  гордости,  то  поступил  бы  по
примеру нынешних светских людей и  не  раскрыл  бы  рта.  Вместо  этого  я
старался держаться как можно любезнее, но все время, чувствовал себя  так,
словно играл роль. Мне казалось, будто я разучиваю все одни и те же гаммы.
Поэтому я не мог вести себя естественно в  обществе  этой  дамы,  которая,
впрочем, особа весьма благовоспитанная".

   По мнению Кюстина, у Бальзака на этот раз не  хватило  такта:  гений  и
такт не всегда уживаются.
   Между тем Ганские готовились возвратиться в свое украинское царство,  а
Бальзака все призывало в Париж. Впрочем, ему даже хотелось туда вернуться.
"Посылаю вам тысячу поцелуев, ибо мною владеет столь сильное желание,  что
все мимолетные ласки только разжигают его. Видно, нам  не  удастся  побыть
наедине ни одного часа, ни одной минуты. Эти препятствия до такой  степени
воспламеняют меня, что, думается, мне стоит ускорить свой отъезд". Да  вот
беда: он израсходовал все наличные деньги, а надо было уплатить за номер в
гостинице да еще предстоял обратный путь. Но это пустяки: вексель  на  имя
Верде все разрешит. Венские  Ротшильды  охотно  учтут  его.  Что  касается
Верде, то он удержит эту сумму из гонорара за "Лилию  долины",  а  если  у
него не найдется свободных денег, пусть обратится к госпоже Сюрвиль. Верде
оплатил вексель, и Бальзак превозносил его за  это  до  небес:  "Поверьте,
друг мой, отныне мы с вами связаны и на жизнь и на смерть".
   Пребывание в Вене принесло Бальзаку по крайней мере ту пользу,  что  он
ощутил степень своей известности. Когда он выходил  с  концерта,  какой-то
студент поцеловал ему руку. Европа любила его, люди обставляли свои  покои