а любимый цвет Бальзака был именно фиолетовый.  Приехав  в  Невшатель,  он
отправил ей короткое письмо на имя Анриетты Борель.

   "Между часом  и  четырьмя  я  отправлюсь  прогуляться  по  окрестностям
города. Все это время я буду любоваться озером, которого совсем  не  знаю.
Могу пробыть тут столько времени, сколько  пробудете  вы.  Известите  меня
запиской, могу ли я вам писать здесь до востребования, ничего не опасаясь,
ибо я страшусь причинить вам хотя бы  малейшее  огорчение;  сообщите  мне.
Бога ради, как правильно пишется ваша фамилия.
   Тысяча поцелуев. С тех пор как я уехал из Парижа, каждое мгновение моей
жизни было заполнено вами; даже любуясь долиной Травер, я думал о вас. Как
очаровательна эта долина!"

   Сохранился рассказ, будто  во  время  прогулки  Бальзак  заметил  даму,
читавшую какую-то книгу. Она уронила платок. Писатель приблизился; в руках
у незнакомки был его роман.  Волнующее  мгновение  для  обоих:  наконец-то
после возвышенной переписки они предстали друг перед другом во плоти. Хотя
в своем первом письме Ганская и писала: "Ваша внешность  ничего  не  может
сказать о вашем  пламенном  воображении",  она  все  же  не  ожидала,  что
встретит  маленького  кругленького  человечка  без   передних   зубов,   с
растрепанными волосами; однако, как это бывало  всегда,  светившееся  умом
лицо, сверкающие  глаза,  добрая  улыбка  и  пылкое  красноречие  Бальзака
заставили ее быстро забыть о первом неблагоприятном впечатлении. "Вряд  ли
встретишь второго столь живого и остроумного человека",  -  подумала  она.
Бальзак же увидел женщину с пышными и соблазнительными  формами,  выпуклым
лбом, несколько полной шеей и чувственным ртом. У нее был  "независимый  и
горделивый  вид,  в  надменном   лице   угадывалось   сладострастие".   Ее
неправильный выговор пленил его. Он стал бы боготворить Ганскую, какой  бы
она ни оказалась, и потому был приятно  обрадован.  С  кем  же  поделиться
своим счастьем, как не с  милой  сестрою,  которой  он  привык  с  детства
поверять свои горести и радости?

   Бальзак - Лоре Сюрвиль, 12 октября 1833 года:
   "Я нашел в ней все, что может польстить безмерному тщеславию животного,
именуемого человеком, а ведь поэт,  разумеется,  наиболее  тщеславная  его
разновидность; но почему я вдруг заговорил о тщеславии, нет,  оно  тут  ни
при чем. Я счастлив, бесконечно счастлив, как в мечтах, без всяких  задних
мыслей. Увы, окаянный муж все пять дней ни на мгновение не  оставлял  нас.
Он переходил от юбки своей жены к моему жилету.  К  тому  же  Невшатель  -
маленький городок, где женщина, а тем более знатная чужестранка не может и
шагу ступить незаметно. Я чувствовал себя, как в горниле. Не выношу, когда
на моем пути помехи.
   Но главное - это то, что нам двадцать семь лет,  что  мы  на  удивление
хороши собой, что у нас чудесные черные волосы, нежная  шелковистая  кожа,
какая бывает у брюнеток, что наша маленькая ручка создана для любви, что в
двадцать семь лет у нас еще совсем юное, наивное сердечко,  -  словом,  мы
настоящая  госпожа  де  Линьоль,  и  мы  так  неосмотрительны,  что  можем
броситься на шею милому другу при посторонних.  Я  уж  не  говорю  тебе  о
колоссальных богатствах. Какое они имеют значение, когда  их  владелица  -
подлинный  шедевр  красоты!  Я  могу  сравнить  ее   только   с   княгиней
Бельджойозо, впрочем, она куда лучше княгини. Томный взор ее  одновременно
полон дивной неги и сладострастия. Я был просто пьян от любви...
   Господи, до чего красива долина Травер,  до  чего  восхитительно  озеро
Биль! Именно там, как ты можешь догадаться, мы попросили мужа позаботиться
о завтраке. Но мы, увы, оставались на виду и тогда в тени громадного  дуба
украдкой обменялись первым поцелуем любви. Нашему мужу  скоро  шестьдесят,
вот почему я поклялся терпеливо ждать, а она -  сохранить  для  меня  свою
руку и сердце. Разве это не мило - заставить мужа,  похожего  на  каланчу,
покинуть свою Украину  и  вместе  с  ним  проделать  шестьсот  лье,  чтобы
встретиться с возлюбленным, который - о, изверг! - проделал всего лишь сто
пятьдесят лье?"

   Муж (боярин в очках и  в  пальто  с  меховым  воротником)  благосклонно
отнесся к  встрече  (разумеется,  случайной!)  с  известным  писателем  и,
естественно, проникся  к  нему  симпатией.  Венцеслав  Ганский  производил
впечатление человека нездорового, и мысль о скором  браке  с  его  будущей
вдовой  казалась  Бальзаку  весьма   правдоподобной.   И   какая   партия!
Владетельная графиня, повелевающая тысячами крепостных! Бальзак и  Ганская
обменялись клятвами в верности. Они вместе побывали на  острове  Сен-Пьер,
расположенном на озере Биль, -  то  был  поросший  лесом  клочок  земли  с
крутыми берегами. Тотчас же  было  условлено,  что  Бальзак  на  Рождество
приедет повидаться с Ганской в Женеву, ибо отношения следовало  закрепить.
На сей раз, в противоположность госпоже де Кастри, дама сама упрекала  его
в том, что он удовольствовался лишь поцелуем.

   "Недобрая! Разве ты не прочла в моих взглядах, чего я жаждал?  О,  будь
спокойна: я испытал  все  те  желания,  какие  женщина  стремится  внушить
человеку, которого любит; и если я не сказал тебе, как пламенно я  мечтал,
чтобы ты пришла ко мне поутру, то только потому,  что  обстановка  у  меня
была для этого  совсем  не  подходящая.  Этот  нелепый  дом  таил  столько