оказывает свое действие всего две-три недели. "По счастью,  этого  времени
достаточно, чтобы написать оперу", - говаривал Россини. Бальзак продлевает
этот срок, увеличивая крепость  напитка.  Он  обнаружил,  что,  во-первых,
кофе, истолченный по-турецки, гораздо вкуснее  молотого;  что,  во-вторых,
кофе действует  куда  сильнее,  если  его  залить  холодной  водой,  а  не
кипятком; что, в-третьих, напиток будет оказывать свое действие на  неделю
или даже на две дольше, если уменьшить количество воды,  чтобы  получилась
гуща, некий кофейный экстракт. Если пить кофе натощак, он обжигает  стенки
желудка,  заставляет  его  резко  сжиматься,  сокращаться.  "И  тогда  все
приходит в движение: мысли начинают  перестраиваться,  подобно  батальонам
Великой армии на  поле  битвы,  и  битва  разгорается.  Воспоминания  идут
походным шагом с развернутыми знаменами, легкая кавалерия сравнений мчится
стремительным галопом; артиллерия логики спешит с  орудийной  прислугой  и
снарядами; остроты наступают цепью,  как  стрелки"  [Balzac,  "Traite  des
excitants  modernes"  (Бальзак,  "Трактат   о   современных   возбуждающих
средствах")]. Словом, бумага покрывается чернилами, подобно тому как  поле
битвы окутывается темным пороховым дымом. Книга  входит  в  строй,  сердце
писателя выходит из строя.
   Литературный Париж утомлял Бальзака и вызывал в нем отвращение.  "Какая
все это грязь!" Он писал Чужестранке (весьма  несправедливо),  что  Виктор
Гюго, "женившийся по любви и ставший отцом прелестных детей, ныне  тешится
в  объятиях  недостойной  куртизанки".  Он,  Бальзак,  благодарение  Богу,
избежал  этой  трясины,  ибо  небо  даровало  ему  нескольких   друзей   с
возвышенными сердцами: это  Dilecta,  дама  из  Ангулема  (Зюльма  Карро),
живописец Огюст Борже, сестра Лора,  а  теперь  к  ним  прибавилась  милая
Чужестранка. Ах, пусть она почаще пишет ему!

   "Умоляю, расскажите мне подробнее, так  ласково  и  вкрадчиво,  как  вы
умеете, о том, как течет ваша жизнь, час за часом; позвольте  мне  как  бы
стать очевидцем всего. Опишите мне места, где вы живете,  все,  вплоть  до
обивки мебели... Пусть мой мысленный взор... обращаясь к вам, повсюду  вас
находит; пусть видит вас склонившейся над вышиванием, над начатым цветком;
пусть всякий час следует за вами. Если  бы  вы  только  знали,  как  часто
усталый  мозг  жаждет  отдыха,  но  отдыха  деятельного!  Как  благотворны
сладостные мечты, когда я могу сказать себе: "В эту минуту она там-то  или
там-то, она смотрит на такую-то вещь!" Ведь я считаю, что  мысль  способна
преодолевать расстояния, что у нее достаточно силы, чтобы побеждать их!  В
этом  мои  единственные  радости,  ибо  жизнь  моя  наполнена  непрерывным
трудом".

   И каким трудом! Побуждаемый стремлением создать колоссальный памятник и
постоянной нуждой в  деньгах,  Бальзак  подписывает  договоры  уже  не  на
отдельные  романы,  а  сразу  на  серии  романов:  Гослен  будет  издавать
"Философские этюды",  Мам  -  "Этюды  о  нравах".  Но,  несмотря  на  свою
невероятную  работоспособность,  писатель  не  в  силах  выполнить  взятые
обязательства. Он обещал десять томов. Но хотя он работал  днем  и  ночью,
всякий раз оказывалось, что книга не  готова  к  сроку.  И  тогда  Бальзак
прикладывал поистине нечеловеческие усилия.

   Бальзак - Зюльме Карро:
   "Надо вам сказать, что я  погружен  в  неимоверный  труд.  Я  живу  как
заводная кукла. Ложусь в шесть или семь часов вечера, вместе с  курами;  в
час ночи меня будят, и я работаю до  восьми  утра;  потом  сплю  еще  часа
полтора; затем легкий завтрак, чашка крепкого кофе, и я вновь впрягаюсь  в
упряжку до четырех часов дня; затем у меня бывают посетители,  или  я  сам
куда-нибудь выхожу, или принимаю ванну; наконец я обедаю и  ложусь  спать.
Такую  жизнь  мне  придется  вести  целый  месяц,   в   противном   случае
невыполненные обязательства поглотят меня. Доходы растут медленно, а долги
неуклонно увеличиваются. Правда, ныне я уверен, что у меня  будет  большое
состояние, но надо набраться  терпения  и  работать  еще  года  три;  надо
переделывать,  исправлять,  во  всем  добиваться  монументальности;  какой
неблагодарный, ни для кого не  заметный  труд,  к  тому  же  без  ощутимых
результатов".

   Ко всему еще женщины беззастенчиво отнимали у  него  столь  драгоценное
время. Нет, не  госпожа  де  Кастри:  "Неслыханная  холодность  постепенно
пришла на смену чувству, которое я считал страстью, охватившей сердце этой
женщины:  ведь  она  в  начале  нашего  знакомства  вела  себя  достаточно
благородно".  Но  зато  герцогиня  д'Абрантес,  например,   спрашивала   у
Бальзака,  жив  ли  он  еще,  и  сетовала,  что  так  редко   видит   его.
Благоразумная Зюльма заклинала писателя  остерегаться  супругов  Жирарден:
"Он просто спекулятор... А она бездушна... Если бы вы по-прежнему общались
с людьми  простыми  и  здравомыслящими,  как  мы,  насколько  вы  были  бы
счастливее, пусть даже ваши произведения утратили бы  от  этого  некоторые
свои краски!" Друзья всякого писателя неизменно советуют ему  не  видеться
ни с кем,  кроме  них.  Доктор  Наккар  уже  в  который  раз  настоятельно
рекомендовал Бальзаку отдохнуть.  И  писатель  провел  в  Ангулеме  вторую
половину апреля и первую половину мая 1833 года.
   А в Париже Бальзака снова ожидали крупные неприятности.  Новый  журнал,
"Эроп литерэр", предложил к его услугам свои страницы; Бальзак  согласился