встретился с Жюльеттой в Бресте, под голубым  небом,  у  голубого  моря  -
после туманов и непогоды наступили  прекрасные  дни.  Любовники  поклялись
больше не причинять друг другу страданий.
   На пути к своей возлюбленной Гюго успокаивал жену:

   Виктор Гюго - Адель Гюго, Ренн, 7 августа 1834 года:
   "Прощай, дорогая Адель. Я люблю тебя. До  скорого  свидания.  Пиши  мне
почаще, и, конечно, длинные письма. Ты радость и честь моей  жизни.  Целую
твое прекрасное чело и твои прекрасные глаза..."

   Для Адели, которая могла теперь  совершенно  свободно  прогуливаться  с
Сент-Бевом под густыми деревьями по берегу Бьевры, не  составило  большого
труда и не было с ее стороны большой заслугой ответить любезным письмом на
снисходительное смирение мужа.

   "Я не хочу говорить ничего такого, - писала она, - что  могло  бы  тебя
опечалить, когда ты вдалеке, а я не  могу  быть  возле  тебя.  Впрочем,  я
думаю, что и при всех этих обстоятельствах ты, в сущности, любишь меня,  а
раз не спешишь возвращаться, значит, тебе весело, и уверенность в том и  в
другом делает меня счастливой..."

   Равнодушие порождает снисходительность.
   Жюльетта и  Гюго  возвращались  не  спеша,  короткими  перегонами,  она
дремала в дилижансах, положив голову ему на плечо, он не  упускал  в  пути
ничего примечательного, видел каторжников в  Бресте,  менгиры  в  Карнаке,
осматривал старинные церкви, в Туре ходил в театр  на  "Лукрецию  Борджа".
Потом, 2 сентября. Жюльетта вновь поселилась в своей  комнатке  в  деревне
Мете, а Гюго в усадьбе де Рош, и для  них  началась  простая,  бесподобная
жизнь, длившаяся полтора месяца. В доме тетушки Лабюсьер (куда  Антуанетта
Ланвен, подруга Жюльетты, служившая посредницей между ней и Прадье,  часто
привозила маленькую Клер) мадемуазель Друэ сама убирала и стряпала, ела  в
кухне;  у  нее  было  только  два  платья   -   одно   шерстяное,   другое
линон-батистовое в розовую  и  белую  полосочку;  но  сама  эта  бедность,
жестяные   ложки,   грубые   башмаки,   отсутствие   всяких    развлечений
свидетельствовали о ее покорности и любви. Поэтому Гюго,  в  котором  этот
аскетизм, соблюдавшийся Жюльеттой по его требованию, удовлетворял странное
желание властвовать, преподнес ей экземпляр повести "Клод Ге",  сделав  на
титульном листе такую надпись: "Моему ангелу, у которого отрастают крылья.
- Мете, 2 сентября 1834 г.". Ежедневно Гюго приходил к  ней  пешком  через
лес. Адель была сообщницей, Луиза Бертен наперсницей. Старым  девам,  если
они добры, нравится аромат  любви.  По  большей  части  Жюльетта  выходила
навстречу возлюбленному и ждала его в лесной  чаще  под  старым  каштаном;
"стройная, с  высокой  грудью,  румяная,  с  прелестной  лукавой  улыбкой,
приоткрывавшей губы, она казалась чудным цветком,  поднявшимся  из  грубой
чаши,  которую  образовало  дуплистое  дерево".  Завидев  любовника,   она
выпрыгивала на дорожку, обнимала его в прозрачной дымке лесных испарений и
увлекала в густые заросли, где мох устилал землю мягким ковром.
   Любовь и природа создают дивную гармонию.  "Веселый  щебет  в  гнездах,
таящихся под сенью  леса",  сливался  со  вздохами  любовников.  Они  были
счастливы. Гюго, который любил объяснять и мир, и Бога, и  все  на  свете,
нашел в раскаявшейся прекрасной грешнице восхищенную и  покорную  ученицу.
Однажды их застала в лесу гроза, они  укрылись  от  нее  в  дупле  старого
каштана, и это происшествие стало для них дорогим воспоминанием.  Жюльетта
дрожала от холода, он пытался согреть ее; капли дождя падали с  его  волос
на ее шею. Но он говорил ей: "Всю жизнь я буду помнить твои слова,  полные
нежной заботы и ума". Жюльетта Друэ была из тех женщин, которые благодарны
мужчине, если он восхваляет не только их красоту, но и благородство  души.
Жюльетта, которую  осуждали  так  строго  и  которая  сама  осуждала  свое
прошлое, жаждала услышать ласковые слова:

   Когда поэзия моя, людьми гонима,
   Так сладостно прильнув к тебе, вкусит покой.
   Тобой душа моя печальная хранима,
   Как огонек свечи заботливой рукой;

   Когда сидим вдвоем среди цветов долины,
   Когда душа твоя засветится в глазах,
   И, как изгнанница, глядит она с чужбины
   На подвиги земли, на звезды в небесах
   [Виктор Гюго, "На берегу моря" ("Песни сумерек")].

   Она любила, когда он говорил, что надо надеяться на Бога, любила, когда
ее возлюбленный становился проповедником.

   Страданье, ангел мой, нам за грехи дано.
   А ты молись, молись! И может быть. Творец,
   Благословив святых - и грешных заодно, -
   И нам с тобой грехи отпустит наконец!
   [Виктор Гюго, "Надежда на Бога" ("Песни сумерек")]