Виконт де Лоржериль. Господин председатель, лишите слова Пьера Корнеля.
Он говорит не по-французски.
   (Корнель открывает рот, пытаясь продолжать.)
   Правая (в один голос). Довольно! Довольно!
   (Последние слова фразы, которую хотел произнести  Корнель,  теряются  в
шуме.)"

   В этой пародии, увы! не было никакого преувеличения.
   В течение нескольких дней Гюго плохо спал. Он думал о  том,  что  число
"тринадцать" преследует его, вот даже покинуть свою временную  квартиру  в
Бордо он должен 13 марта.  Дурное  предзнаменование.  Он  прислушивался  к
ночным стукам, - казалось, кто-то бьет молотком по доске. Тринадцатого  он
весь день осматривал Бордо, был во дворце Гальена. Вместе с Алисой, Шарлем
и тремя друзьями он должен был обедать в ресторане  Ланта.  В  назначенный
час Алиса и другие приглашенные уже собрались там. Поджидали Шарля.  Вдруг
вошел официант и сообщил Виктору Гюго, что его просят выйти на улицу.  Это
приехал господин Порт, владелец дома N_13 по улице Сен-Мор.
   - Господин Гюго, - сказал он, - мужайтесь! Ваш сын... Шарль... Увы!  Он
умер!..
   Гюго оперся о стену.
   - Да, - продолжал Порт, - он нанял  фиакр...  Когда  подъехали  к  кафе
"Бордо", кучер открыл дверцу и обнаружил, что привез  мертвеца.  У  вашего
сына  хлынула  кровь  из  носа  и  изо  рта.  Скоропостижная   смерть   от
кровоизлияния в мозг.
   Гюго сказал Алисе, что вскоре вернется, и помчался  на  улицу  Сен-Мор.
Туда принесли тело Шарля. Дети спали.

   Записная книжка Виктора Гюго, 14 марта 1871 года:
   "Я утешал Алису. Плакал вместе с нею. Впервые  я  обратился  к  ней  на
"ты". Оплатил вчерашний обед в ресторане Ланта - 27 франков  75  сантимов,
обед, на который мы ждали Шарля".

   Гюго решил похоронить сына в Париже на  кладбище  Пер-Лашез,  в  склепе
генерала Гюго. Он покинул Бордо 17 марта  в  шесть  часов  тридцать  минут
вечера, надломленный, но мужественный.

   Жесток удар судьбы. Немыслим горя гнет.
   Но он и эту боль без трепета снесет
   [Виктор Гюго. Март, V. ("Грозный год")].



2. ЧЬЯ ВИНА?

   И гибли корабли и шли ко дну -
   Я с ними погружался в глубину,
   Их боль для сердца моего
   Была нужней, чем ваше торжество.
   Виктор Гюго

   Траурный поезд прибыл в Париж в разгар восстания. Коммуна взяла  власть
в свои руки. Революционеры  и  патриоты  объединились,  исполненные  гнева
против  условий  мирного  договора  и   против   Национального   собрания.
Распространялись  различные  слухи;  на  Монмартре   происходили   стычки;
расстреляли двух генералов. У Орлеанского вокзала  толпа  ожидала  Виктора
Гюго и гроб с прахом его  сына.  Отец  в  трауре  принял  своих  друзей  в
кабинете начальника вокзала. Он сказал Гонкуру: "Вас  постигло  несчастье,
меня тоже... Но со мной не так,  как  с  другими:  два  страшных  удара  в
течение  жизни".  Началось  траурное  шествие.  Пестрая  толпа,  несколько
писателей, Франсуа-Виктор рядом с отцом и вооруженный народ. "Седая голова
идущего за гробом Гюго, в откинутом капюшоне, поднималась над этой пестрой
массой, напоминая голову воинственного монаха времен  Лиги..."  С  площади
Бастилии процессию сопровождал  сам  собою  возникший  почетный  эскорт  с
опущенными  ружьями.  На  протяжении  всего  пути  до  кладбища  Пер-Лашез
батальоны Национальной гвардии  брали  на  караул  и  салютовали  знамени.
Барабанщики выбивали траурную дробь, играли горнисты. Из-за воздвигнутых в
городе баррикад кортежу приходилось двигаться в обход.
   На кладбище говорил Вакери. На гроб стали бросать цветы. Так  как  гроб
не проходил в двери склепа, необходимо было подточить камень. Это тянулось
довольно долго. Гюго, задумавшись, смотрел на могилу своего отца,  которую
он не видел со времен изгнания, смотрел на гроб старшего,  сына  и  на  то
место, которое ему самому предстояло вскоре занять. Стихи возникли  в  его
уме.

   Рокочет барабан, склоняются знамена,
   И от Бастилии до сумрачного склона
   Того холма, где спят прошедшие века
   Под кипарисами, шумящими слегка,
   Стоит, в печальное раздумье погруженный,
   Двумя шпалерами народ вооруженный.