| |
Целуем каждый час.
Не очень поэтично, зато от всего сердца. Дедушка велел огородить
бассейн, террасу и поставить на детском балконе миску, полную хлебного
мякиша, на которой он написал:
Летят малютки-птицы
К малютке Жоржу каждый день,
Воробушки, синицы
Летят клевать ячмень
И хлебом поживиться.
Он по-прежнему работал, следуя неумолимому распорядку дня, но
чувствовалось, что это уже последние дни перед отъездом, когда спешно
заканчивается текущая работа и скоро придется расстаться со своим прежним
миром. Каждый смутно сознавал, что близятся какие-то события. "Свобода
венчала здание в тот момент, когда фундамент его рушился". В мае 1870 года
состоялся плебисцит. Семь миллионов пятьсот тысяч голосов, поданных за
реформы, казалось, утверждали либеральную Империю, но "тысячи снежных
хлопьев, - как сказал Гюго, - рождают только мрачную лавину...".
...И все ж, едва на снеговую груду,
На эту пелену, что с саваном сходна,
Прольется первый луч, - растопится она!
[Виктор Гюго. Пролог. 7 500 000 "да" ("Грозный год")]
В Европе Бисмарк искал предлога для войны.
Записная книжка Виктора Гюго, 17 июля 1870 года:
"Три дня назад, 14 июля, в тот момент, как я сажал в своем саду в
"Отвиль-Хауз" дуб Соединенных Штатов Европы, в Европе вспыхнула война, а
принцип непогрешимости папы воссиял в Риме. Через сто лет не будет больше
войн, не будет папы, а дуб будет огромным".
Из этих трех предсказаний сбылось только одно. Дуб стал огромным.
Война поставила острый вопрос перед совестью Гюго. Если бы Империя
победила, это означало бы упрочение власти узурпатора, захватившего ее 2
декабря. Если потерпит поражение Империя, это будет унижением Франции.
Должен ли он вступить в Национальную гвардию и погибнуть за Францию, забыв
об Империи? С помощью Жюльетты он уложил и затянул ремнем свой чемодан. Во
всяком случае, надо ехать в Брюссель. Девятого августа стало ясно, что
война приведет к катастрофе, - одно за другим проиграны три сражения.
Записная книжка Виктора Гюго, 9 августа 1870 года:
"Я сложу все свои рукописи в три чемодана и буду готов поступить
согласно своему долгу и тому, что покажут события".
Пятнадцатого августа он сел на пароход с Жюльеттой, Шарлем, Алисой, с
детьми, с кормилицей Жанны и тремя служанками (Сюзанной, Мариэттой и
Филоменой). Жорж называл Виктора Гюго не дедушкой, не дедулей, а папапа.
18 августа вся семья уже была на площади Баррикад:
"Я опять живу привычной жизнью. Принимаю холодную ванну. Работаю до
завтрака... Когда Шарль садился за стол, я положил на его тарелку сверток
с золотыми монетами на тысячу франков и записку: "Милый Шарль, прошу тебя
позволить мне заплатить за проезд маленькой Жанны. Папапа, 18 августа 1870
года".
Девятнадцатого августа он пошел в канцелярию французского посольства,
чтобы получить визу на въезд во Францию. Поверенному в делах посольства,
Антуану де Лабуле, он сказал, что возвращается во Францию, чтобы исполнить
свой гражданский долг, но что он не признает Империи. "Во Франции я хочу
быть только еще одним национальным гвардейцем".
Записная книжка Виктора Гюго, 19 августа 1870 года:
"Он был очень любезен и сказал мне: "Прежде всего я приветствую
величайшего поэта нашего века". Он просил меня подождать до вечера и
обещал прислать мне паспорта на дом..."
Луи Кох, племянник Жюльетты Друэ, отправился в Париж: договорились, что
он повидается с Мерисом, с Вакери, с остальными друзьями, и если Виктору
Гюго следует вернуться, он телеграфирует горничной Филомене: "Привезите
детей". Брюссельские газеты уже объявили, что Гюго хочет вступить в
Национальную гвардию, и называли его "Отец-новобранец".
Виктор Гюго - Франсуа-Виктору, 26 августа 1870 года:
"Милый Виктор, как грустно, что тебя нет подле меня и что я не могу
быть там с тобой. Все опять становится очень сложным... Мы следим за
событиями и готовы выехать, однако при одном условии: чтоб это не
выглядело так, будто мы едем спасать Империю. Главная цель - это спасти
|
|