и возводили на  него  неслыханную  клевету.  На  своем  горьком  опыте  он
убедился, как и Ламартин, что слава и  популярность  недолговечны  в  этом
мире.

   Январь 1850 года:
   "Пять лет назад я был близок к тому, чтобы стать любимцем короля.  Ныне
я близок к тому, чтобы стать любимцем народа. Этого не будет, как не  было
и благосклонности короля, потому что придет время, когда  резко  проявится
моя независимость и верность своим убеждениям, и  я  вызову  гнев  уличной
толпы, как в прошлом вызывал недовольство в королевском дворце".

   Луи-Наполеон с холодной расчетливостью осуществлял  свой  замысел.  Его
цель - захватить власть. Его тактика -  стать  главнокомандующим  армии  и
главой  полиции,  то  есть  заменить  "бургграфов"  "мамелюками",  всецело
преданными его особе. Проводя эту операцию, он для успокоения  большинства
Собрания по видимости поддерживал их программу. "Необходимо, -  сказал  он
Монталамберу, -  осуществить  Римскую  экспедицию  внутри  страны".  Иначе
говоря, следует изгнать из  школ  учителей-республиканцев,  как  это  было
сделано в Риме. Луи-Наполеон бросил эту кость  на  съедение  "бургграфам".
Ведь, по существу, закон Фаллу устанавливал  не  свободу  преподавания,  а
монопольное право клерикалов в деле школьного  образования.  Словом,  союз
Конгрегации с партией Золотой  середины.  Виктор  Гюго  в  блестящей  речи
выступил против этого закона. Он внес ясный  проект  на  всех  ступенях  -
бесплатное обучение,  обязательное  на  первой  ступени;  "общение  сердца
народа с мозгом Франции", отделение церкви от государства  в  их  обоюдных
интересах.
   Гюго не  желал  упразднять  религиозное  воспитание,  скорее  наоборот:
"Уничтожить  на  земле  нужду,  побуждать  всех  людей  обратить  взоры  к
небесам". Но он признавал религию, а  не  клерикализм:  "О,  я  отнюдь  не
отождествляю вас, клерикальную  партию,  с  церковью,  так  же  как  я  не
смешиваю омелу с дубом. Вы - паразиты церкви, вы - язва  церкви...  Вы  не
приверженцы, а схизматики религии, которую вы не понимаете.  Вы  режиссеры
религиозного спектакля. Не впутывайте церковь в ваши дела, в ваши коварные
происки, в ваши стратегические планы, в ваши доктрины, в ваши честолюбивые
замыслы. Не называйте церковь своею матерью, превращая ее в свою служанку.
Не истязайте церковь под предлогом приобщения ее к политике. А  главное  -
не отождествляйте ее с  собой.  Поступая  так,  вы  наносите  ей  вред..."
[Виктор Гюго. Речь от 15 января 1850 г. "Свобода  преподавания"  ("Дела  и
речи", "До изгнания")].
   В апреле 1850 года  "мамелюки"  Елисейского  дворца  предложили  проект
закона о ссылке за политические преступления  и  заключении  в  тюрьму  по
месту  ссылки.   Проект   этот   предварял   собою   составление   будущих
проскрипционных списков. Февральская революция отменила смертную казнь  за
политические преступления. Ее заменили медленной смертью.

   "- Вот перед вами человек, - сказал Гюго, - осужденный особым  судом...
этот человек, этот осужденный, преступник - по мнению одних,  герой  -  по
мнению других, ибо в  этом  несчастье  нашего  времени...  (Громкий  ропот
справа.)
   -  После  того  как  правосудие  сказало  свое  слово,   -   воскликнул
председатель  Законодательного  собрания   Дюпен-старший,   -   преступник
становится преступником для всех,  и  героем  его  могут  называть  только
сообщники! (Одобрительные возгласы правых).
   - Я позволю себе, - сказал Гюго,  -  напомнить  господину  председателю
Дюпену  следующее:   правосудие   объявило   преступником   маршала   Нея,
осужденного в тысяча восемьсот пятнадцатом году. В моих глазах он герой, а
ведь я не его сообщник... (Продолжительные аплодисменты  слева.)"  [Виктор
Гюго. Речь от 5 апреля 1850 г. "Ссылка" ("Дела и речи", "До изгнания")].

   Реплика оказала воздействие. Председатель безмолвствовал.  Гюго  в  тот
день был олицетворением возмущенной человеческой совести.

   "Я знаю, господа, что каждый раз, когда мы вкладываем в  слово  совесть
тот значительный  смысл,  который,  на  наш  взгляд,  оно  имеет,  это,  к
несчастью для нас, вызывает улыбку у весьма крупных политических деятелей.
На первых порах эти великие политики еще не считают нас  неизлечимыми;  мы
внушаем им сострадание, они согласны врачевать недуг, которым мы поражены,
- совесть - и елейно противопоставляют ему государственную  необходимость.
А вот если мы упорствуем - о, тогда  они  начинают  гневаться,  тогда  они
заявляют  нам,  что  мы  ничего  не  смыслим  в  делах,  что  у  нас   нет
политического  чутья,  что  мы  люди  несерьезные,   и...   как   бы   мне
выразиться... впрочем, скажу! Они бросают нам в лицо бранное слово,  самое
что ни на есть оскорбительное, какое только могут найти: они называют  нас
поэтами..." [там же]

   В  1848  году  во  Французской   республике   было   введено   всеобщее
избирательное право; "бургграфы" сожалели о прежней  системе  ограниченных
выборов. И вот принц-президент преподнес им в подарок избирательный закон,
по которому одним взмахом, посредством различных цензов, в частности ценза
оседлости, количество избирателей сокращалось на четыре миллиона человек -