| |
устраивал прием каждую субботу. Он нашел его бледным, согбенным,
озабоченным и опечаленным, постаревшим за десять месяцев на десять лет, но
спокойным и примирившимся со своей неудачей. Жирарден критиковал
президента и только что сформированное убогое министерство с торжественным
Одилоном Барро, прославившимся своей наполеоновской манерой держать руку
за отворотом сюртука. "Нет, - сказал Жирарден, - надо было составить
авторитетный кабинет министров: "Сьер, Моле, Бюжо, Берье, Гюго,
Ламартин..." Ламартин ответил, что он бы согласился войти; Гюго промолчал.
Через день, 1 января 1849 года, он размышлял над теми переменами,
которые произошли в истекшем бурном году: Луи-Филипп в Лондоне, герцогиня
Орлеанская - в Эмсе, папа Пий IX - в Гаэтэ. Католическая церковь потеряла
Рим, буржуазия потеряла Париж. Алиса Ози выступала совсем нагая в роли Евы
на сцене театра Порт-Сен-Мартен. В июле 1848 года умер Шатобриан, и Гюго
жалел, что похороны были самые обычные: "А мне бы хотелось для Шатобриана
по-королевски торжественной церемонии погребения: Собор Парижской
богоматери, мантия пэра Франции, мундир академика, шпага
дворянина-эмигранта, - цепь ордена Золотого Руна, представители всех
корпораций, половина гарнизона под ружьем, задрапированные черным крепом
барабаны, каждые пять минут пушечный выстрел, - или уж катафалк бедняков,
отпевание в сельской церкви..." Он раскритиковал похороны Шатобриана, как
Шатобриан раскритиковал церемонию коронации Карла X.
Курс пятипроцентной ренты упал до семидесяти четырех франков; картофель
стоил восемь су мерка. Луи Бонапарт задавал пышные обеды Тьеру, который
когда-то приказал его арестовать, и графу Моле, который вынес ему
обвинительный приговор. Принц Жером Бонапарт, экс-король Вестфалии, стал
управителем Дома Инвалидов, он-то хоть похож был лицом на императора.
Своего племянника, президента, он называл "господин Богарнэ". Как-то раз,
входя во дворец Собрания, Гюго с удивлением услышал возглас часового:
- Привет врагу заговорщиков!
Это был солдат Национальной гвардии Жюль Сандо.
- Нет, - ответил Гюго, - другу заговорщиков.
На заседании Академии, где присуждались премии за поэтические
произведения, Ламартин сказал ему:
- Гюго, если бы я участвовал в конкурсе, они бы не присудили мне
премии.
- А меня, Ламартин, они бы и читать не стали.
- Оба были правы.
Семнадцатого февраля 1849 года Гюго с супругой был приглашен на бал к
новому президенту. Адель Гюго рассказала об этом вечере в письме Жюлю
Жанену, в прошлом врагу, а ныне другу их семейства: "Я встретила там почти
всех, кто бывал на приемах у Луи-Филиппа. Прибавилось лишь два-три
монтаньяра и несколько легитимистов - таких, как герцоги де Гиш, де Грамон
и Берье, которые находились в оппозиции к прежнему королю. Но я не видела
ни одного художника, ни одного философа, ни одного писателя. Я была
поражена тем, что власть, всегда столь неустойчивая, предала забвению
единственно бессмертную власть. Подобное упущение мне было обидно, тем
более что я питаю симпатию к славному имени Наполеона; о своем муже я не
говорю - он был приглашен по другим мотивам..." В газете "Эвенман" Тереза
де Бларю (Леони д'Онэ) описала этот бал в стиле Готье - Мюссе и отозвалась
о нем с великой похвалой. Тем не менее популярность Луи Бонапарта меркла,
у него были дорогостоящие любовницы, а Собрание скупо отпускало ему
кредиты. Он играл на бирже с Ашилем Фульдом. На горизонте уже восходила
звезда Генриха V. В то время маршал Бюжо подготовил небольшую книжку -
"Уличная война". "Здесь изложены, - писал он, - практические советы, по
форме подобные инструкциям против холеры". Каждый задавал себе вопрос,
одни с беспокойством, другие с надеждой: "Что же произойдет?"
Сент-Бев, будучи человеком благоразумным, отправился в Льеж, чтобы
переждать там смутное время. Адель, которая иногда тайно с ним
встречалась, писала ему туда. Она упрекала его в том, что он проявил в
отношении ее слишком большую осторожность, что он невнимателен к ней,
своему другу. Он оправдывался: "Мое здоровье расшатано, моя нервная
система не в порядке, и весь мой организм подвержен недугам. Вы мне
говорите: "Не отвергайте и не разбивайте того, что вам дается от всего
сердца..." Как? Лишь потому, что я написал не очень понравившееся вам
письмо, вы увидели в этом опасность для нашей дружбы, такую большую, что
она может привести к разрыву. Мне гораздо нужнее прочная дружба, нежели
более горячее, но неровное и властное чувство, какое вызывается
определенным родом отношений. Если я непрестанно говорю о своей старости,
значит, я отвергаю лишь эту форму наших отношений". Весьма странное
письмо, которое только доказывает, что бедная Адель потерпела фиаско,
проиграв все ставки.
В мае состоялись новые выборы в Законодательное собрание. Гюго был
избран, заняв второе место в Париже, - он получил сто семнадцать тысяч
шестьдесят девять голосов. На этот раз в палату его вознесли реакционеры.
"Бургграфы" с улицы Пуатье теперь насчитывали в своем воинстве четыреста
пятьдесят депутатов, в большинстве монархистов, не игравших, однако,
решающей роли, так как существовал раскол между приверженцами старшей и
младшей ветви династии Бурбонов. Гюго избирался по списку правых,
составлявших большинство. Позиция его становилась все более ложной.
Представители улицы Пуатье давали ему указания, но Гюго стремился
|
|
