тественных защитных сил организма. Блестящая теория и несколько необычная!

В 1936 году состоялся II Международный конгресс микробиологов. Флеминг 
рассказал 
на нем о пенициллине и проделал на глазах у своих коллег опыт с желобком в 
агаре, к которому микробы не могли приблизиться. Но и на этот раз сообщение 
вызвало очень слабый интерес. Он напомнил об этом через одиннадцать лет, на IV 
конгрессе:

"Я говорил о пенициллине в 1936 году... но я был недостаточно красноречив, и 
мои 
слова прошли незамеченными... Об этом явлении чрезвычайной важности было 
напечатано в 1929 году, оно было продемонстрировано на конгрессе 1936 года, и 
все же в течение многих лет на него не обращали внимания. Возможно, и на 
нынешнемконгрессе будет рассказано о чем-нибудь подобном; постараемся же ничего 

не упустить".

На том же конгрессе в 1936 году Флеминг продемонстрировал опыты менее серьезные,
 
которые он все же находил забавными. Приходило ли в голову какому-нибудь 
бактериологу рисовать вместо красок пигментами микробов? Едва ли. Но вполне 
естественно, что Флемингу нравилось это чисто профессиональное развлечение. 
Многие микробы ярко окрашены. Стафилококки - желтые; bacillus prodigiosus - 
красные; bacillus violaceus - голубые. Вот как оперировал Флеминг этой живой 
палитрой. Он брал лист промокательной бумаги, рисовал что-нибудь - танцовщицу, 
мандарина, гренадера или флаг. Потом накладывал лист на агар, чтобы бумага 
превратилась в питательную среду, затем раскрашивал свой рисунок бульонами 
соответствующих культур. После этого оставалось только положить промокательную 
бумагу в термостат. В тепле микробы развивались и окрашивали рисунок. Иногда он 

разбивал также крошечные садики, где по земле стелился плотный войлочный ковер 
мха - "пенициллиума", - покрытого блестящими цветами - колониями микробов.

Однажды перед осмотром больницы королевой Марией Флеминг подготовил небольшую 
выставку своих бактериальных фантазий. Среди экспонатов развевался усеянный 
культурами британский национальный флаг. Королеву, видимо, необычайная выставка 

не позабавила, и она быстро прошла мимо. Возможно, она нашла, что эти фокусы 
слишком легкомысленны для ученого такого Института; возможно, также, что, по ее 

мнению, микробы недостойны британского национального флага. Но Флеминг с 
детской 
страстью увлекался этим своеобразным искусством и продолжал выращивать садики, 
виньетки, наклеивал их на картон, вставлял в рамку и дарил друзьям.

Примерно в то же время он снова попросил Г. Берри, профессора фармакологии 
(ныне 
декан Фармацевтического института), взяться за экстрагирование пенициллина. "К 
сожалению, - пишет профессор Г. Берри, - и я всю жизнь в этом раскаиваюсь, я не 

сделал этой попытки и не понимал, почему он придает этому такое большое 
значение... Очень хорошо помню наш с ним разговор. Он был совершенно убежден, 
что его открытие ждет большое будущее. Я помню, как он тогда предсказал, что, 
если получить это вещество в чистом виде, его можно будет вводить в организм 
человека".

Несколько позже, в 1937 году, Флеминг опять рассказал о пенициллине бывшему 
коллеге по лаборатории доктору Дж. Г. Лайдлау, когда тот пришел с ним 
повидаться. "Никогда не забуду его спокойного воодушевления. Настанет день, 
сказал он мне, когда найдут способ выделять активное вещество и выпускать его в 

массовом масштабе. И тогда мы увидим, оно будет широко применяться против 
болезней, вызванных теми микроорганизмами, которые, как я знаю, оно уничтожает".


Подобных свидетельств можно было бы привести множество. До чего же сильна была 
вера Флеминга в пенициллин, если он, несмотря на свою неизменную сдержанность, 
предпринимал одну попытку за другой, чтобы претворить в жизнь свое открытие, 
если, несмотря на новые исследования, он все время возвращался к своей работе 
1929 года. Испытываешь подлинное волнение, наблюдая, как этот застенчивый 
человек, глубоко убежденный в первостепенном значении своего замечательного 
открытия, не в силах был уговорить тех, кто имел возможность довести его работу 

до конца. Впрочем, их тоже нельзя осуждать. Каждый ученый ставит перед собой 
своюзадачу, и ему трудно отложить ее ради решения чужой задачи. Трижды у 
Флеминга рождалась надежда, и трижды его постигало разочарование.

Совершенно очевидно, что Флеминг не мог обратиться к своему учителю Алмроту 
Райту с просьбой отпустить средства на эту работу и дать ему помощников. "Мне 
к