звлечения мастерил разные предметы из стеклянных трубок. Размягчив на огне 
стекло, он делал пипетки и забавных зверюшек. Особенно запомнилась кошка, 
которая внезапно возникла из раскаленного докрасна стекла и, когда остыла, 
уставилась на нас совершенно живыми глазами. Потом он смастерил множество 
каких-
то маленьких животных, в испуге убегавших от кошки.

Мы на всю жизнь остались друзьями. Флем был очень постоянен в своей дружбе. Его 

невозможно было оскорбить. Прямые и резкие слова, которые задели бы любого, его 

не трогали. Он не был обидчив. Позже, когда я специализировался по психиатрии, 
у 
нас с ним бывало немало стычек. В медицине он придерживался материалистических 
взглядов. Одно из двух - либо бактерии налицо, либо их нет. Чувствовалось, что 
он твердо решил считаться только с видимыми и измеримыми фактами. Помню, как я 
пытался объяснить ему роль подсознательного. "К чему говорить о бессознательном 

мышлении? - ответил он. - Оно не существует. Действуя бессознательно, вы не 
думаете".

Как-то, когда он упорно отстаивал это положение, я спросил его, какая часть 
айсберга видна над морем? Он ответил, что не знает. "Одна восьмая, - сказал я, 
- 
а семь восьмых айсберга не видны. Вот так же и с бессознательным мышлением". 
Флем лукаво взглянул на меня. Вы никогда не знали, переубедили вы его или нет; 
он спорил из удовольствия поспорить. По своему складу характера он способен был 

бросить вызов своему идеологическому противнику и при этом оставаться с ним в 
наилучших дружеских отношениях. В своей области он был непобедим. Его 
бактериологические познания были невероятно обширны и основательны".

Действительно, Флеминг не мог отказать себе в удовольствии вернуть на землю 
собеседника, воспарившего в "высшие" области, недосягаемые, с его точки зрения. 

Одному другу после спора о вселенной, о пространстве и времени он указал на 
свои 
часы и сказал: "Меня вполне устраивает вот это время". Его лицо всегда 
оставалось непроницаемым, и никогда нельзя было понять, относится ли он к своим 

доводам всерьез. Только люди, хорошо изучившие его, угадывали по его смеющимся 
голубым глазам, что он шутит.

Флеминг и его коллега Кольбрук опубликовали в "Ланцете" статью - "Применение 
сальварсана при сифилисе". Препарат дал поразительные результаты, и с этого 
времени Флеминг стал возлагать большие надежды на химиотерапию. Райт же был 
настроен скептически. В начале своей карьеры он как-то сказал: "Врач будущего 
будет иммунизатором". И он от этого не отступился. "Мои предсказания уже 
сбываются. Насколько мне известно, каждый, кто при местных бактериальных 
инфекциях прибегал к вакцинотерапии, всегда добивался успеха. Явно приближается 

день, когда врач будет иммунизатором". И Райт, несмотря на свой честный ум и 
длительную дружбу с Эрлихом, недоверчиво относился к лечению химическими 
препаратами. В Клубе медиков он выступил с утверждением, что "химиотерапия 
инфекционных заболеваний человека невозможна и никогда не будет осуществлена".

Его ученики были менее догматичны. Они уже стали признавать, что опсонический 
индекс, хотя и представляет большой интерес, практически неприменим, так как 
для 
его определения требовался сверхчеловеческий труд. Только личное обаяние и 
авторитет Райта способны были заставить этих талантливых молодых ученых 
ежедневно до поздней ночи сидеть в лаборатории и подсчитывать микробы. Многие 
из 
них, придя утром в больницу, с трудом боролись со сном. Но Флем даже после 
бессонной ночи, проведенной над микроскопом, сохранял работоспособность. Он 
являлся первым, всегда такой свежий и бодрый, словно только что провел отпуск в 

деревне. Некоторые из исследователей, и в частности Флеминг, Нун и Бринтон, 
вынуждены были, помимо работы в лаборатории, заниматься частной практикой, 
чтобы 
заработать на жизнь. Фримен, снимавший дом на Девоншир-плейс, 30, предоставлял 
в 
распоряжение своих коллег кабинеты, где они могли принимать пациентов.

Тогда в Англии Флеминг и Кольбрук были чуть ли не единственными, кто применял 
сальварсан, и они благодаря Эрлиху приобрели очень скоро большую популярность 
как врачи. В те времена препарат вводили, растворив его в большом количестве 
воды. Флеминг сконструировал простое приспособление, состоящее из двух флаконов,
 
шприца, двух резиновых трубок и двух кранов с двумя патрубками. При помощи этою