|
независимым? Но поразмысли, хватит ли у тебя, привыкшего к вольной жизни,
выдержки посвящать каждый день четыре часа службе?
Короче, пойми одно: разрыв мой с мадам Дюма может быть лишь разрывом
духовным, ибо супружеские раздоры заинтересовали бы публику, что было бы
для меня очень неприятно, - а следовательно, просто исключено. И кроме
того, я нахожу очень непорядочным и несправедливым, когда ты, которому
принадлежит вся моя любовь и нежность, говоришь: "Выбирай между мной и
той, которая, не располагая твоей привязанностью, распоряжается твоими
деньгами". Ты не прав, когда не хочешь поговорить обо всем этом лично.
Буду ждать тебя до трех часов. Теперь ты видишь, что я всецело принадлежу
тебе, тогда как ты мне - лишь отчасти..."
Но так как Александр продолжал настаивать на отъезде, отец послал его
на некоторое время к своим друзьям в Марсель, среди которых были и
литераторы: поэт Жозеф Отран, родом из старой марсельской семьи,
взбалмошный и эксцентричный Жозеф Мери, библиотекарь и писатель, и некая
леди Сюзанна Грейг, уроженка острова Мальта, в чьем доме на улице
Сен-Ферреоль собирался салон. Молодой Дюма одержал в Марселе лестные
победы. Отран посвятил ему следующую эпистолу:
Я помню твой приезд, о юноша-поэт.
Ты нам назвал себя, и словно вспыхнул свет:
При имени твоем раскрылись наши двери.
Мы, восхищенные, своим глазам не веря,
Смотрели на тебя, ты покорил сердца:
Ниспосланный нам друг был копией отца.
Казалось, он, став юным, к нам явился,
Мы видели глаза, в которых ум искрился,
И голос был его, и речь, как будто он
Всем существом своим в тебе был отражен.
И кто из нас тогда не доказал на деле.
Увидев копию, столь верную модели,
Что восхищеньем преисполнен он к тому.
Кто блеск такой прядал творенью своему?
Дюма-отец пекся о "своем творении" издалека, посылал ему деньги, что
является основной задачей даже блудных отцов, и предлагал различные
возможности их заработать. Отца попросили написать небольшую книгу о
Версале. Почему бы сыну не заняться этим делом?.. Он пошлет ему все
необходимые книги, справки, план работы. Но это поручение, скучное и
незначительное, не могло заинтересовать молодого честолюбца, который
пописывал стишки, работал над романом и ухаживал за красивой актрисой,
прибывшей в Марсель на гастроли. Когда гастроли кончились, он последовал
за ней в Париж и написал оттуда Мери, сообщая о конце этого приключения.
Письмо это стоит привести, оно характеризует юношу:
Александр Дюма-сын - Жозефу Мери, 78 октября 1844 года: "Мой милый и
добрый Мери, ваше окно сейчас, должно быть, распахнуто, а мое закрыто, но
зато у меня в камине разведен огонь, "за отсутствием Фебова огня", как
сказал бы наш друг Делиль. Я по уши увяз в Людовике XV, как сказали бы вы,
и последние две недели предавался меланхолии.
Помните ли вы тот день, когда я уезжал в Лион, откуда я вернулся,
получив еще один солнечный удар и утеряв еще один предмет своей страсти?
Когда я рассказал вам о своих приключениях, вы заверили меня, что я
поступил мудро и что вы на моем месте не проявили бы такой силы воли. Ну
так вот, мой милый, то, что я недавно сделал, еще похлеще.
Недавно отец подал мне здравый совет расстаться с той, за которой я
помчался в Париж, но так как у меня не было для этого никакого повода, я
был в затруднении. Наконец настал день, когда та молодая и привлекательная
особа, которая была столь любезна ко мне в вашем прекрасном городе,
произнесла следующие памятные слова: "Боюсь, как бы моя связь с тобой не
поссорила меня с твоим отцом и не помешала бы моей карьере. Хочу я того
или нет, я неизбежно трачу гораздо больше денег, чем ты можешь мне давать,
даже если бы ты ради этого стеснял себя. Кончим на этом. Однако уверяю
тебя, ты ни в чем не можешь меня упрекнуть".
Я поймал ее на слове и две недели носу к ней не казал. На другой же
день она начала преследовать меня, бегала ко всем моим друзьям, подсылала
их ко мне и шла на всевозможные уступки, - я не отвечал, но, оставшись
один, плакал горючими слезами. Наконец мы успокоились. В прошлое
воскресенье она пришла и застала меня дома. Она дала мне понять, что, хотя
она и живет с другим человеком, которого считает своим мужем и который ей
нужен лишь для денег, она была бы счастлива не порывать прежних отношений
и со своими марсельскими друзьями.
Тогда я взял ее руки в свои, почтительно их поцеловал и дал ей совет не
посещать меня слишком часто, потому что она будет только зря себя
компрометировать. Я по-братски проводил ее до двери, невзирая на слезинки,
блиставшие в ее огромных голубых глазах, этих звездах, освещающих
небосклон Жимназ, и, поверьте, ни одни брат и сестра не были столь
целомудренны, как мы. В прошлый четверг она снова приходила, но, к
счастью, я был на скачках. Таковы последние новости, друг мой. Я должен
|
|