Группа разделяет воодушевление Синьяка. Некоторые из ее членов, 
соревнуясь 
друг с другом в художественных поисках, пытаются сделать метод Сёра еще более 
изощренным. Чаще всего они до странности усложняют метод. Айе разрабатывает 
хроматические круги, включающие баснословное количество цветов. Госсон 
стремится к 
более широкому применению закона о дополнительных цветах, выходя за пределы 
сдвоенных цветов. Те же дополнительные цвета, кажется, вновь привлекают 
внимание 
Синьяка, и он вместе с Анграном навещает Шеврёля, уединившегося теперь в своем 
павильоне Ботанического сада. Увы! Престарелый ученый - а ему пошел уже сто 
второй 
год - выжил из ума. "Ах! Ах! Разделение цвета! - пробормотал он, наконец-то 
сообразив, о чем его спрашивают. - Ну да, помню, когда-то я написал об этом 
брошюру. 
А-а-а, вы художники. Тогда сходите к моему коллеге из Института господину Энгру.
 Он 
вам расскажет об этом". В голове Шеврёля перепутались эпохи. Господин Энгр уже 
давно 
покинул сей мир; когда он умер, Синьяку было три года.
      В свою очередь Дюбуа-Пилье извлек из тезисов английского ученого Томаса 
Янга 
о световых взаимодействиях теорию "переходов", которая привела его к 
необходимости 
создания в дивизионизме системы дополнительных мазков. Занимала его и проблема 
рамок. Вместе с Синьяком он был первым, кто перенес точечную технику в 
черно-белый 
рисунок (на него наносилась сетка из более или менее удаленных друг от друга, в 

зависимости от густоты теней, точек).
      Лихорадочная погоня за новшествами, чаще всего безрезультатная и не 
оказавшая 
никакого влияния на эволюцию неоимпрессионизма, свидетельствовала об активности 

группы по части изобретательства. Активности несколько беспорядочной, 
посредством 
которой кое-кто, быть может, пытался, осознанно или нет, выйти из-под влияния 
Сёра и в 
свою очередь стать новатором в искусстве. Некоторые из них, о чем легко 
догадаться, с 
трудом терпели опеку не столько самого Сёра - он говорит так мало! - сколько 
его 
творчества и его метода, раздраженные тем обстоятельством, что им всегда 
приходится 
следовать проторенными Сёра путями. Поэтому они с неуемным рвением пытались 
обогатить технику "нео". Дискуссии в "Новых Афинах" или за "чаепитием" у 
Синьяка 
никогда еще не были столь оживленными.
      Синьяк, переполненный всеми этими беспорядочными идеями, в феврале 1888 
года 
отбыл в Брюссель.
      Интерес, вызванный там в прошлом году дивизионизмом, не прошел бесследно. 

Один из художников "Группы двадцати" Вилли Финч показывает на выставке 
неоимпрессионистические полотна. Дарио де Регойос, со своей стороны, 
упражняется, 
хотя и в довольно необычной манере, в "призматической живописи", как он ее 
называет. 
К сожалению, в выставке не участвует Тео ван Риссельберг: он путешествует 
вместе с 
Эдмоном Пикаром, отправившимся по делам в Марокко.
      Вдохновленный появлением новых сторонников дивизионизма, Синьяк проявляет 

еще большее рвение. Он сообщает своим бельгийским друзьям последние новости из 
жизни парижских художников - Моне сейчас невероятно "далек от ярких марин, 
составивших его славу", Ренуар "ударился в подражание XVIII веку" - и с гневом 
разоблачает Луи Анкетена (напрасно "Группе двадцати" вздумалось его пригласить),
 
который, прекратив пуантилировать, вместе с Эмилем Бернаром перешел к 
совершенно 
противоположной технике, основанной на использовании больших, с четкими 
контурами, 
цветовых пятен, - "клуазонизму" 1. Анкетен никогда еще не показывал своих работ 

публике. Очевидно, клуазонизм является неприкрытым выпадом против "нео", он 
кажется 
Синьяку особенно опасным в том смысле, что живопись Анкетена, как в прошлом 
году 
живопись Сёра, порождает скандальные слухи. "Публика приходит от нее в 
негодование,