Два психиатра, Дюпре и Сегло, больше часа беседовали с Лотреком. В своем 
заключении 
они отметили, что художник "ни разу не проявил признаков душевного беспокойства,
 
возбуждения, угнетенного состояния. Кроме того, тщательное обследование, 
которое мы провели, 
позволило нам прийти к выводу, что больной полностью освободился от тех 
специфичных 
бредовых явлений, о которых говорится в предыдущем нашем заключении". 
Подтвердив, таким 
образом, бесспорное улучшение здоровья Лотрека, врачи подвели итог.
       "Нет сомнения, что улучшение здоровья, наступившее в последнее время, 
может 
сохраниться только в том случае, если выздоравливающий будет находиться в 
прежних условиях. 
В связи с этим мы рекомендуем содержание мсье Анри де Тулуз-Лотрека в больнице, 
где его 
излечили, еще в течение нескольких недель.
       Точный срок выписки можно будет установить только после повторного 
медицинского 
освидетельствования по заключению лечащего врача, доктора Семеленя. Эти условия 
легко 
выполнить тем более, что выздоравливающий не настаивает на выписке и чувствует 
себя в 
больнице свободно, ибо доктор Семелень недавно разрешил ему прогулки в город, 
чтобы 
постепенно подготовить его к нормальной жизни".
       Последний факт соответствовал действительности. С тех пор как дело пошло 
на лад, на 
душе Лотрека стало легче. Его "заточение" скоро кончится, надо только набраться 
терпения. И 
Лотрек успокоился.
       
       * * *
       Теперь его посещали друзья. На Мадридскую улицу приходили Большое Дерево,
 Сырое 
Мясо, Адольф Альбер, Таде Натансон... Некоторые, правда, уклонились от визитов, 
но Лотрек 
сделал вид, что не заметил этого.
       Лотрек похудел, лицо его с запавшими щеками было землистого цвета, 
взгляд тяжелый 
(Арсен Александр сильно преувеличил, утверждая, что художник производит 
впечатление вполне 
здорового человека), но он уже все чаще бывал таким же жизнерадостным, как 
прежде, душой 
общества. Он смеялся, шутил, называя больницу то "Мадридским курортом", то 
"пляжем Сен-
Жам". Он иронизировал по поводу своего алкоголизма. "Подумать только, - 
воскликнул он как-
то, - что никому из друзей не пришло в голову принести для меня в плоской 
бутылке немного 
спиртного!" Но сказано это было из озорства, так как во время своих выходов с 
надзирателем он 
ни разу не пытался выпить. Больше того, теперь все его помыслы были направлены 
на другое: он 
во что бы то ни стало старался соблазнить выпивкой своего "ангела-хранителя" и 
был счастлив, 
когда ему это удавалось и он приводил его в больницу захмелевшим. Лотрек с 
насмешкой 
рассказывал о своих товарищах по несчастью, об их причудах, нелепых поступках и 
каждый раз 
при этом торжествующе восклицал: "Что? Разве это не прекрасно, а? Великолепно! 
А ведь в 
остальном он очаровательный, вполне приличный человек. И совсем не дурак. Ну, 
конечно, слегка 
тронутый, это ясно".
       Но иногда вдруг в Лотреке поднималась затаенная обида, и тогда 
становилось очевидным, 
что он далеко не так спокоен, как кажется. С горьким смехом показывая на других 
больных, он 
говорил ледяным тоном: "Все они одержимы одной мыслью - когда-нибудь 
расплатиться с теми, 
кто засадил их сюда". Он начинал горячиться, поносить врачей: "Они думают, что 
болезни и 
больные созданы специально для них". Он негодовал на Буржа, на Тапье. О, он им 
отомстит! И 
дрожащим от злобы голосом бормотал: "Я вырву ему бакенбарды... и высморкаюсь в 
них... да, 
вытру себе нос... Вот именно, так и сделаю..."
       В зоологическом саду, где Лотрек часто гулял с надзирателем, он подолгу