они 
превосходны. Он мог битый час простоять, "упершись подбородком в барьер" 2, 
любуясь 
"Портретом доктора Яна Шонера" Кранаха. "Это великолепно! - восклицал он. - Это 

прекрасно!"
           1 За 1893 год Лотрек написал около пятидесяти полотен (из них около 
двадцати посвящены 
публичным домам), примерно сорок литографий и четыре плаката. Приводим 
несколько названий 
литографий, напечатанных в "Эскармуш": "Мадемуазель Лендер и Брассер в 
"Варьете"", "Мадемуазель 
Лендер и Барон", "Генеральная репетиция в "Фоли-Бержер"" (Эмиленна д'Алансон и 
Маркиза), "Сара 
Бернар в "Федре"", "В "Мулен Руж"", "Юньон франко-рюсс" (ревю), "Антуан в 
"Энкьетюд"", "Мадам 
Корон в "Фаусте"". Последние три литографии были напечатаны в январе 1894 г.
           2 Франсис Журден.
       
       Старый город, район собора Сент Гюдюль, романтические улочки тоже 
привлекали его, и 
он совершал там длительные прогулки в ландо, после чего отправлялся в один из 
первоклассных 
ресторанов - в "Жиго де Мутон" или "Этуаль" - и заказывал какое-нибудь из 
фирменных блюд. 
Иногда он заезжал навестить знакомого путешественника, который умирал в 
больнице от 
неизвестной болезни, - бедняга лежал весь желтый, поразительно желтый!
       Да, жизнь очень жестока, но Лотрек возьмет от нее все что можно. "Жизнь 
прекрасна!" - 
твердил он. Но близких людей, таких, как Тапье, или Жуаян и Гози, или сердечный 
Таде 
Натансон, нелегко было обмануть, они знали или, скорее, чувствовали, что за 
непоседливостью 
Лотрека, за его озорными выходками и смехом таятся горечь и неудовлетворенность.
 Многих его 
удивительная жизнерадостность обманывала. Ведь он выглядел таким счастливым! Он 
всех 
заражал своей беспечностью, своим весельем. Он был чудесным компаньоном. Ему не 
только все 
прощали, терпели его чудачества, подчинялись его капризам, но жаждали его 
общества. Стоило 
хоть недолго побыть с ним, как уже не хотелось расставаться. Друзья жили его 
жизнью, смеялись 
его смехом, тянулись к тому же, к чему тянулся он.
       Лотрек мог восторгаться какой-нибудь толстой бельгийкой, которая, сидя 
одна в 
брюссельском ресторане за столиком, уставленным рюмками, уписывала пекшу или 
бекасов в 
шампанском; он яростно отстаивал у таможенников право перевезти через границу 
ящик 
можжевеловой водки или бельгийского пива, он способен был в Париже, выбравшись 
из толпы, 
заявить: "В симфонии запахов человеческого тела кисловатый запах пупка занимает 
то же место, 
что треугольник в оркестре. Уж я-то в этом разбираюсь!" 1 Если он замечал, что 
на него глазеют, 
он сразу настораживался, "словно сова, выпустившая когти при виде опасности". 
Однажды он в 
бешенстве избил своей палкой журналиста, который шутки ради схватил его за 
локти и 
приподнял.
           1 Морис Жуаян.
       
       Лотрек с упоением рассказывал: "Знаете, что я обнаружил на улице Лепик? 
Можно 
обалдеть! На стенке писсуара какой-то бедняга написал: "Жена оскорбляет меня, 
цорапает (через 
"о"), изминяет мне (через "и"), - а дальше уже гладко, без ошибок: - и чем 
больше она меня 
мучает, тем больше я люблю ее". Здорово, а? Разве это не замечательно?" Да, 
видя этого бодрого, 
непосредственного, немного чудаковатого, остроумного, наблюдательного и 
неугомонного 
человека, трудно было поверить, что вся его кипучая деятельность вызвана не 
только 
жизнерадостностью.
       Никому и в голову не приходило, что Лотрек своим неистовством бросал 
вызов судьбе, что 
вся его жизнь - это исступленный танец смерти, а его исполнители - звезды