шокировали "грубость" и демократическая тематика большей части их картин - 
сельские сцены 
Писсарро, закопченные дымом вокзалы Клода Моне, ресторанчики и танцевальные 
залы 
Ренуара... 
Такая живопись внушала тревогу. В ней чудилась "опасность". Конечно же, здесь 
было явное 
недоразумение! Импрессионисты помышляли только о живописи, и если, как 
справедливо 
отметил Ривьер, они отвергали "сюжет", иначе говоря, назидательное 
повествование 
академического искусства, то лишь для того, чтобы заниматься живописью в ее 
чистом виде. Но в 
человеческом обществе все взаимосвязанно. Если ты отказываешься подчиниться 
академизму, 
значит, ты отказываешься служить определенному социальному строю и его 
установлениям. 
Импрессионизм, так же как натурализм Золя, хотя и на свой лад, свидетельствовал 

о закате 
данного общества. Если светский лев Мане с самого начала и до конца не 
признавал, что, нанося с 
присущей ему удивительной непосредственностью видения мазки краски на холст, он 

восстает 
против своей касты, Писсарро, самый "политический" среди импрессионистов, 
наоборот, 
настаивал на взаимозависимости между искусством и социальными проблемами: "Я 
почувствовал, 
что с той поры, как мои глаза стали независимыми, стало независимым и мое 
сознание". Кстати 
сказать, люди, поддерживавшие импрессионистов - и это весьма примечательно, - 
чаще всего 
вербовались из той среды, где охотно исповедовали "передовые" идеи, где часто 
встречались 
агностики или атеисты, где верили в прогресс, в науку, защищали все новое, 
например в медицине 
гомеопатию; ее убежденными сторонниками были Писсарро - в качестве пациента, де 

Беллио и 
Гаше, чей дом в Овер-сюр-Уаз всегда был гостеприимно открыт для художников, - в 

качестве 
практикующих врачей.
       Люди эти часто встречались на бульваре Вольтера в кондитерской Эжена 
Мюрера. По 
средам Мюрер угощал ужином в комнате, расположенной в глубине магазина, тех 
своих друзей, 
которые ценили его пирожные и слоеные пирожки - последние были коронным блюдом 
кондитера. Через старого приятеля, с которым Мюрер дружил еще в детские годы в 
Мулене, 
довольно бесцветного художника, участвовавшего в выставках импрессионистов, 
Армана 
Гийомена, кондитер за последние годы свел знакомство со многими из них. Мюрер 
считал себя 
причастным к литературе и искусству. В начале 1877 года он даже опубликовал 
томик стихов и 
прозы "Сыновья века". За столом у Мюрера собирались Ренуар, Писсарро, Сислей, 
Моне, иногда 
Сезанн, которые встречали тут Генетта, Фран-Лами, Корде, Шанфлери, Эрнеста 
Ошеде, 
открывшего на авеню де л'Опера магазин "Доступно всем", папашу Танги, Андре 
Жиля, Бредена, 
музыканта Кабанера, гравера Герара, доктора Гаше и, конечно, Гийомена.
       Это довольно пестрое на первый взгляд общество дает достаточно верное 
представление о 
тех кругах, которые оценили импрессионизм и как бы приняли эстафету от тех, кто 

в свое время 
поддерживал реализм Курбе. Внебрачный ребенок, почти совсем отвергнутый матерью,
 
кондитер-
поэт разделял откровенно антирелигиозные и близкие к социализму взгляды 
большинства своих 
гостей.
       Одаренный делец, он благодаря своей ловкости сумел восторжествовать над 
несправедливой судьбой - в этой несправедливости он винил дурное общественное 
устройство. 
Открыв кондитерский магазин, дела которого сразу пошли весьма успешно, Мюрер 
работал в нем