наказание было смягчено: стояние у позорного столба отменили, а каторжные 
работы 
заменили 
тюрьмой.
       О Шазале постарались забыть. Его гравировальные и литографские работы 
были 
приписаны его брату Антуану, благо, совпадение инициалов облегчило этот подлог 
*. Флоре было 
разрешено "сменить фамилию Шазаль на фамилию Тристан" **.
       * Работы деда Гогена заслуживают того, чтобы сказать о них несколько 
слов. Г-жа Маркс-
Ванденброук писала, что Андре Шазаль "подписывал своим именем не только 
портреты 
знаменитых людей 
и репродукции барельефов и скульптур, но и многочисленные рисунки для вышивания 

- из них два 
заслуживают интереса: весьма замечательная доска, на которой изображены два 
мифологических животных, 
отличается великолепным упрощенным рисунком, уравновешенной композицией и 
цветом, достойным 
Гогена, а "Мост Роше в Меревиле" - чудо уплощенного пространства".
       ** "Друа", 1839, 2 марта.
       
       За Шазалем захлопнулись двери тюрьмы, а Флора Тристан, которой 
исполнилось тридцать 
шесть лет, начала новую жизнь. Покушение, жертвой которого она стала, сделало 
ее 
знаменитой. 
"Скитания парии" были быстро распроданы. Флора стала писательницей. Она 
сотрудничала в 
газетах "Волер" и "Артист", опубликовала новую книгу - роман "Мефис". Круг ее 
знакомых 
составляли теперь писатели, философы, художники. Утверждая "право женщины на 
счастье", она 
еще с 1838 года стала требовать восстановления развода, который был отменен в 
1816 году. Но это 
было только начало ее деятельности, которую она стремилась расширять и 
расширять. Считая 
себя жертвой общества, Пария, естественно, сблизилась с теми, кто хотел это 
общество изменить, 
- а именно с фурьеристами. Она заинтересовалась судьбой рабочих. Как и женщины, 

как и она 
сама, они были жертвами существующего социального строя...
       В 1839 году, вскоре после процесса, Флора вновь отправилась в Англию, 
где 
изучала 
тяжелые условия существования английских рабочих. Она сочувствовала им, 
негодовала. И тут 
произошло событие, сыгравшее огромную роль в ее жизни.
       Флора посетила дом для умалишенных в Бедламе, ей предложили повидать 
одного 
больного, по национальности француза. "У него редкая мания, - рассказали ей, - 
он воображает 
себя богом. Это бывший моряк, он много путешествовал, говорит чуть ли не на 
всех 
языках и, как 
видно, был достойный человек". "Как его фамилия?", - спросила Флора. - "Шабриё".
 
- 
"Шабриё!" - Флора вздрогнула. На самом деле, этот Шабриё не имел ничего общего 
с 
бывшим 
капитаном "Мексиканца" (их фамилии даже писались по-разному). Но это совпадение 

потрясло 
Флору.
       "О сестра моя! - воскликнул безумец. - Сам бог посылает мне вас в эту 
юдоль 
страданий, не для того, чтобы спасти меня, ибо мне суждено здесь погибнуть, но 
чтобы спасти 
идею, которую я принес миру. Внемлите мне! Вы знаете, что я посланец вашего 
бога, мессия, 
возвещенный Иисусом Христом. Я явился довершить дело, им предначертанное. 
Упразднить все 
виды рабства, освободить женщину от кабалы мужчины, бедного от кабалы богатых, 
душу от 
служения греху!"
       Этот взволнованный бред не слишком удивил Флору. "Так говорили: Иисус,