- писал он 
Метте. Но он тщетно ждал денег из этого источника.
       Метте решила переводить романы Золя для копенгагенской газеты 
"Политикен", и вот с 
апреля из номера в номер там начал печататься ее перевод на датский язык 
четырнадцатого тома 
"Ругон Маккаров". Пикантный выбор! Это был роман "Творчество", где 
рассказывается история 
художника-неудачника Клода Лантье. Друзья помогали Метте воспитывать ее детей. 
Едва уехал 
Гоген, графиня Мольтке возобновила свою благотворительность. Мало-помалу Метте 
зажила 
собственной жизнью, из которой Гоген - неимущий Гоген - был исключен. Гогену 
следовало 
бы это знать, а, впрочем, он это и знал.
       "Я получил письмо от Эмиля, написанное на ужасном французском языке. 
Придет день, 
когда никто из детей не сможет со мной объясниться. Ловко сыграно, все 
принадлежит вам, а мне 
нечего возразить. Интересный, однако, вывод напрашивается из твоего письма. Он 
звучит так: 
"Мне здесь хорошо, моим детям тоже. А вы с Кловисом пеняйте на себя, что у вас 
ничего нет. Я 
не прочь, чтобы мы остались добрыми друзьями, только бы мне не мешали жить 
спокойно". "У 
вас, женщин, какая-то особая философия. Словом, vae victis!" *.
       * Горе побежденным (латин.). - Примеч. пер.
       
       Подобные слова вырывались у Гогена под влиянием гнева и усталости. 
Правда, оп не 
скрывал от Метте своих обид. Он горько упрекал ее за то, что она пишет редко 
или 
вообще не 
пишет. "Ты дуешься на меня, чтобы потешить свое самолюбие. Ладно! Одной 
низостью 
больше 
или меньше, какая разница! Бог мой, если ты считаешь, что ты права, - продолжай 

в том же духе, 
это делает тебе честь". Он не упускал случая привести ей в пример чету Жоббе-
Дюваль - им 
пришлось узнать тяжелые дни, но они "одолевают беды единением своих сердец". Он 

едко 
замечал, что "делить бедность и труд совсем не то, что делить богатство". 
Сообщая ей о том, что 
Шуффенекер все более несчастлив со своей женой, "которая совсем ему не подруга 
и 
все больше 
становится фурией", он нарочно подчеркивал: "Просто диву даешься, сколько 
счастья приносит 
людям брак: он доводит их до гибели или до самоубийства". Но хотя Метте и 
заставляла его 
страдать и он сам по временам был в отместку резок и упорно стремился ее 
оскорбить, Гоген 
неколебимо верил в неизменную прочность их отношений. Метте оставалась для него 

женщиной, 
которую он любил и любит, той, с которой он однажды восстановит семейный очаг. 
"Есть только 
одно преступление, - писал он ей, - супружеская неверность".
       "Если бы ты могла продать моего Мане"... Чтобы уменьшить свои расходы 
(Мари 
"решилась" раз-другой заплатить за пансион Кловиса), Гоген съехал с улицы Кай, 
сам не зная, где 
он поселится. Синьяк, уехавший в июне в Анделис, разрешил ему работать в 
мастерской, 
принадлежавшей ему и Сёра. Но Сёра, не знавший о разрешении Синьяка, не 
позволил 
Гогену 
воспользоваться мастерской. Это поссорило Гогена с Сёра, и ссора не осталась 
без 
последствий. 
Гоген отказался от обещания участвовать с Сёра и Синьяком в ближайшей выставке 
Общества 
независимых художников 52, основанного за два года до этого, - в 1884 году. С 
той поры он 
отвернулся от дивизионистов, о которых хмуро отзывался как о "юнцах-химиках, 
которые копят 
точечки". В глазах своего бывшего наставника Писсарро Гоген стал "сектантом".