|
как фирма расширила свои дела во Франции и Бельгии, он просил жену
поинтересоваться датским
рынком. "Поверь, это дело серьезное!" - убеждал он ее. Кроме того, он
возобновил
связи с
испанскими революционерами Сорильи. В конце августа он поехал в Лондон, чтобы
встретиться с
ними - "сама знаешь где", - написал он жене. Перед отъездом Гоген отдал Кловиса
своей сестре
Мари, которая вышла замуж за чилийского коммерсанта Хуана Урибе. Но хотя Мари
стала
состоятельной женщиной, она весьма неохотно взяла к себе племянника.
Почти три недели провел Гоген в Великобритании. На обратном пути он
остановился в
Дьеппе - ему хотелось писать. Он был очень доволен поездкой: "Как ты знаешь из
копенгагенских газет, положение в Испании осложнилось, а это, естественно,
будет
способствовать тем небольшим переменам, к которым мы стремимся. Так что это
вопрос времени,
и я не преминул возобновить старую дружбу. Стало быть, в будущем это дело почти
верное", -
утверждал Гоген.
В Дьеппе Гогена ждала почта. Но он был крайне удивлен, что среди писем
не
оказалось
письма от жены. "Признаюсь тебе, твое нынешнее молчание кажется мне просто
непостижимым,
ведь вот уже месяц я не получаю от тебя ни строчки... Следовало бы помнить, что
дети у тебя, и их
здоровье беспокоит отсутствующего". У Гогена зародилось подозрение. От Шуффа он
узнал, что
Буйо решил отказаться от его услуг. Буйо наконец получил долгожданный большой
заказ, но ему
навязали другого помощника. "Есть во всем этом что-то туманное, что я не
решаюсь
себе
объяснить, - писал Гоген жене. - Уж не написала ли ты мадам Буйо? Я ведь знаю,
что ты
мечтаешь, чтобы я вернулся на биржу...". И он добавлял кисло-сладким тоном: "Ты
ведь знаешь, я
всегда инстинктивно догадываюсь о том, что происходит, и уверен, в настоящую
минуту твоя
сестра опять верховодит тобой... Конечно, мне нанесли тяжелый удар, но ничего,
-
хорохорился
он, - не такой я человек, чтобы не оправиться, особенно теперь, когда я привез
из Лондона кое-
какие козыри".
В Дьеппе Гоген встретил Дега, который гостил там у своих друзей. По
неизвестной нам
причине они поссорились. Дега, характер которого не отличался уживчивостью,
стал
донимать
Гогена насмешками. В Дьеппе вокруг Дега увивалась целая компания художников.
Был
среди них
бывший свояк Гогена, Фритс Таулов (он незадолго перед этим развелся с Ингеборг),
сын
психиатра Бланша - Жак-Эмиль 37, Уистлер 38, еще один английский художник -
Сиккерт 39 и
молодой Эллё 40... Эти люди высмеивали Гогена. Жак-Эмиль Бланш обращал внимание
на его
"странное лицо,, экстравагантную одежду и какой-то диковатый вид", а отец, -
уверял он, -
"постоянно указывал ему эти признаки мании величия".
- Друзья мои, да он же просто кудесник! - восклицал Эллё. - Посмотрите
на
его руку.
На его указательном пальце кольцо - настоящее произведение искусства! Мне
просто
дурно,
когда я это вижу. Ну разве при таком несуразном виде можно быть талантливым? И
вдобавок он
|
|