Сбережения Гогенов 
быстро таяли.
       Гоген приходил в отчаяние от настроения Метте. Он был бы рад обеспечить 
ей прежние 
условия жизни - но как? Писсарро оказался прав - руанцы не покупали живописи 
импрессионистов. Бедная Метте! Он оправдывал ее разочарование, ее резкости, 
даже 
выпады 
против французов, "странного народа", которых она теперь презирала, как она 
заявляла в гневе.
       И вдруг для Гогена забрезжила надежда. Через посредство его свояка 
Фритса 
Таулова его 
пригласили принять участие в выставке в Норвегии, в Кристиании. Гоген поспешил 
отправить 
устроителям несколько своих произведений и посоветовал Писсарро сделать то же. 
Норвегия, 
утверждал он, великолепная страна. Он убедился в этом, когда плавал на "Жероме-
Наполеоне". 
Художнику имеет смысл там обосноваться - на пять тысяч франков в год там можно 
безбедно 
существовать с семьей.
       Но у Метте не было ни малейшего желания ехать в Норвегию, и у Писсарро, 
который 
снова - в который раз! - пытался предостеречь своего друга, - тоже. "Передайте 
Гогену, - 
писал он Мюреру, - что после тридцати лет занятий живописью и имея кое-какие 
заслуги, я сижу 
без гроша. Пусть молодые не забывают об этом. Таков наш жребий - он не самый 
выигрышный!"
       Когда 8 августа Писсарро отослал это письмо, Метте уже отбыла в Данию.
       
*
       По мере того как недели шли и озлобление Метте усиливалось, она все чаще 

и все с 
большей нежностью вспоминала свою родину - Данию. Одиннадцать с половиной лет 
тому назад 
она с Марией Хеегорд приехала в этот самый Руан на корабле, который курсировал 
от порта 
Эсбьерг, на западном побережье Ютландии, до Нормандии. Так началось ее 
путешествие во 
Францию. Потом она встретила Гогена и прожила с ним несколько счастливых лет. 
Но 
теперь это 
была разочарованная в своих надеждах, оскорбленная женщина. И гудок парохода, 
который 
приходил из Эсбьерга и на борту которого служил один из ее родственников, 
звучал 
для нее как 
призыв. Пока Гоген предавался мечтам о Норвегии, она мечтала о стране, где 
прошла ее юность. 
На земле Франции она снова стала чувствовать себя чужестранкой.
       Метте увезла с собой Алину и самого младшего сына, Поля, которого она 
уже 
стала звать 
на датский лад - Пола.
       Было решено, что Метте проведет в Копенгагене семь-восемь недель, пока 
Гоген 
постарается упрочить свое положение. Оставшись один с детьми и няней, он 
старался экономить, 
как мог. Чтобы свести концы с концами, он за половинную цену продал свой 
страховой полис.
       Пока Гоген писал портреты, пейзажи, виды руанского порта, Метте в 
Копенгагене 
радовалась встрече со знакомыми улицами, с домом на Фредериксберг-Алле, где 
жила 
ее мать, 
Эмилия Гад. Мать и вся остальная родня приняли сторону Метте против Гогена. Ей 
советовали не 
возвращаться во Францию. Уговаривать ее не пришлось. Метте начала строить планы.
 
Она будет 
преподавать соотечественникам французский, который она хорошо знает. Через 
полгода Поль 
приедет к ней. Быть может, за это время он поймет, в чем состоит его долг. Так 
или иначе, здесь 
ему это растолкуют. Такой умный и практичный человек, как он, всегда найдет в 
Копенгагене 
работу.