Сислею, - не 
дали практических результатов. "Моя выставка совсем не принесла денег, - 
жаловался Писсарро. 
- А с выставкой Сислея и того хуже - ни гроша, ни гроша!"
       * Письмо Писсарро к Моне от 12 июня 1883 г.
       
       Как видно, между Гогеном и Писсарро уже не было прежнего согласия. 
Писсарро все 
меньше понимал Гогена. В том, что Гоген так спешил продать картины, извлечь из 
них деньги, он 
видел склонность к торгашеству. Происшедшие события не раскрыли ему глаза на 
рассудительного биржевика. Он не понимал, что Гогену не терпится, потому что он 

лихорадочно 
жаждет успокоить себя - доказать себе, что он поступил правильно. "Он тоже 
отъявленный 
торгаш, во всяком случае, в своих замыслах, - писал вскоре Писсарро. - Я не 
решаюсь сказать 
ему, как это неправильно и как мало приносит пользы. У него большие потребности,
 
семья 
привыкла к роскоши, все это верно, но это причинит ему большой вред.
       Я вовсе не считаю, что не надо стремиться продавать, но, на мой взгляд, 
думать только об 
этом - значит тратить время попусту. Начинаешь терять из виду искусство и 
переоцениваешь 
себя".
       В эту пору в Гогене уже прорисовывается новая личность. Мало того, что 
ему нужны 
иллюзии, чтобы мужественно переносить положение, в котором он очутился после 
шага, 
совершенного в январе. Его поступок имеет смысл только, если он "великий Гоген".
 
И человек, 
который изобразил себя за мольбертом во всей неподдельности своего страха, 
расправляет плечи, 
выпрямляется, деревенеет в показной позе - и эта поза тоже самозащита против 
тоскливого 
страха, головокружительной бездны будущего.
       Уж не Писсарро ли познакомил в эту пору Гогена - не с покупателями 
импрессионистических полотен, а с испанскими революционерами, группировавшимися 

в Париже 
вокруг главы республиканской партии, бывшего премьер-министра Руиса Сорильи? 
Внук Флоры 
Тристан взялся исполнить для них опасное поручение (к тоже ему, вероятно, 
обещали щедро 
заплатить - жена Сорильи была очень богата), которое, как видно, пришлось ему 
по 
душе. Шуфф 
наверняка не рискнул бы взяться за такое дело. В начале августа, когда 
восставший гарнизон 
Бадахоса в Эстремадуре провозгласил Республику, Гоген переправил Сорилью через 
франко-
испанскую границу, и, так как восстание было сразу же подавлено, "привез его 
обратно во 
Францию на возу с сеном" *.
       * Шуффенекер. Заметки о Гогене.
       
       Жаль, что революционеры проиграли! Благодарная Испанская Республика, 
думал Гоген, 
предоставила бы ему синекуру, о которой он мечтает.
       Гоген бродил по Парижу... Жена, говорил он, "с трудом привыкает к 
бедности". Несколько 
раз он пытался устроиться на работу, но тщетно. Так же бесплодно он пытался 
найти покупателя 
для своих картин. А в семье вскоре должен был прибавиться лишний рот - в марте 
Метте 
забеременела. Озабоченный, желчный, не зная что предпринять, Гоген расхаживал 
по 
Парижу.
       Однажды в октябре у Дюран-Рюэля он узнал, что Писсарро работает в Руане 
- 
пишет 
превосходные картины. На хмуром осеннем небе вдруг сразу забрезжил просвет.
       Жизнь в провинции куда дешевле, чем в Париже, решил Гоген. Обосновавшись 

с семьей в 
Руане, ну, скажем, на год, он сэкономит много денег и весь этот год будет