принимала его.
       Увидев наброски Гогена, Шуфф тотчас с восторгом заявил, что у него 
огромное дарование. 
Он ввел его в академию Колларосси, которая помещалась на левом берегу, на улице 

Гранд-
Шомьер *.
       Гоген сопровождал Шуффа не только к Колларосси. Иногда в воскресенье 
единомышленники назначали друг другу свидание в Лувре. А иногда отправлялись 
писать в 
какой-нибудь пригород.
       Вскоре, однако, Гогену пришлось прекратить эти вылазки. Несмотря на свое 

крепкое 
сложение, Метте была неженкой, она стонала и плакала из-за малейшего 
недомогания. 
Естественно, что ее пугали приближающиеся роды. Она хандрила, еле передвигалась 

по комнате. 
Гоген не отходил от нее ни на шаг.
       * Академия Колларосси сменила основанную в 1815 году папашей Сюисом на 
острове 
Сите Свободную академию, которая была так популярна среди молодых художников. 
Проданная 
Сюисом некому Кребассолю, академия впоследствии была куплена итальянцем-
натурщиком 
Колларосси, который после войны 1870 года перенес ее на Монпарнас. Колларосси 
был родом из 
Пиччиниско - деревни в Абруцци, которая поставляла парижским ателье 
бесчисленное 
множество натурщиков. Во время Второй Империи итальянцы в качестве натурщиков 
почти 
всюду вытеснили французов. Эту монополию они сохранили до войны 1914 года.
       Но и тут он не сидел без дела. Десятки раз повторяя один и тот же сюжет, 

он вновь и вновь 
рисовал этюды рук и ног. Метте, которой эти рисунки очень нравились, была 
поражена 
дарованием мужа. Какой приятный любительский талант!
       Но этот любитель вкладывал столько усердия и энергии в свою работу, что 
становился 
глух и слеп ко всему окружающему. Чего же все-таки искал Гоген на кончике 
своего 
карандаша? 
Разве ему чего-то не хватало в жизни - в том позолоченном существовании, 
которому многие 
завидовали?
       Госпожа Хеегорд спрашивала Гогена в письме, не собирается ли он приехать 

в Данию.
       "Я принадлежу к тем людям, - отвечал ей Гоген в июле, - которых судьба 
приговорила 
к оседлости. Я слишком много путешествовал, и поэтому теперь обречен на 
пожизненный труд. 
Будем же переносить эту участь по возможности стойко".
       Странно звучат эти слова в будничном письме. Как отдаленный грохот, как 
глухой 
грозовой раскат.
       
*
       31 августа Метте родила сына, которого назвали Эмилем. Гоген был в 
восторге. 
Молчальник громко ликовал, глядя на этого младенца, "белого, как лебедь, и 
сильного, как 
Геркулес", на это "чудо" - своего сына! "Не думайте, что так судит о нем 
материнское и 
отцовское сердце, это всеобщее мнение", - объявил он госпоже Хеегорд.
       Оправившись после родов, Метте с ребенком уехала в Данию и провела там 
некоторое 
время. После ее возвращения маленький Эмиль стал моделью Гогена. Гоген 
неутомимо 
писал и 
рисовал сына, теша одновременно свою любовь к искусству и отцовскую любовь.
       Работа у Бертена отнимала все его время. 4 сентября, в годовщину падения 

империи, когда 
правительство опасалось волнений, продажная цена ренты достигла ее номинальной 
стоимости. 
Деньги текли на биржу, которую во время собраний, продолжавшихся по три часа, 
заполняла все