побережью и 
прибыл в Таравао. Там он одолжил лошадь у местного жандарма и решил продолжать 
путь в 
сторону Итиа.
       "В маленьком местечке Фаоне, расположенном по соседству с районом Итиа, 
меня 
окликнул туземец.
       - Эй, человек, который делает людей! - Он знал, что я художник. - Хаэре 
маи та маха! 
(Отведай нашей пищи! - таитянская формула гостеприимства.)
       Я не заставил себя просить, такой приветливой и мягкой была улыбка, 
сопровождавшая 
эти слова.
       Я спешился, хозяин взял мою лошадь и привязал ее к дереву... Мы оба 
вошли 
в хижину, 
где мужчины, женщины и дети, сидя на земле, разговаривали и курили.
       - Куда держишь путь? - спросила меня красивая маорийка лет сорока.
       - В Итиа.
       - Для чего?
       Не знаю, что мне пришло в голову, - может, сам того не подозревая, я 
назвал подлинную 
цель моей поездки, остававшуюся тайной для меня самого.
       - Чтобы найти женщину, - ответил я.
       - В Итиа много красивых женщин. Ты хочешь красивую?
       - Да.
       - Я могу предложить тебе такую. Это моя дочь.
       - Она молодая?
       -Да.
       - Здоровая?
       - Да.
       - Ну что ж. Приведи ее.
       Женщина вышла. А четверть часа спустя, когда подали угощение - плоды 
хлебного 
дерева, креветки и рыбу, - она вернулась с рослой девушкой, которая держала в 
руке маленький 
сверток. Сквозь платье из совершенно прозрачного розового муслина видна была 
золотистая кожа 
ее плеч и рук. Задорно торчали два острых соска. Ее очаровательное лицо ничем 
не 
напоминало 
тот тип, который я до сих пор постоянно встречал на острове, и волосы у нее 
были 
совершенно 
необычные - густые и слегка вьющиеся. В солнечных лучах все это создавало оргию 

оттенков 
хрома. Потом я узнал, что она была родом из Тонга. Она села рядом со мной, и я 
задал ей 
несколько вопросов:
       - Ты не боишься меня?
       - Айта (нет).
       - Ты согласна навсегда поселиться в моей хижине?
       - Эха (да).
       - Ты когда-нибудь болела?
       - Айта.
       И все. Сердце мое билось, а девушка невозмутимо раскладывала передо мной 

на земле на 
банановом листе предложенное мне угощение. Я ел с большим аппетитом, но я был 
смущен, я 
робел. Эта девушка - ребенок лет тринадцати * - и чаровала и пугала меня. Что 
происходило в 
ее душе? И я - я, такой старый для нее, - колебался, когда надо было скрепить 
этот договор, 
столь поспешно задуманный и заключенный. Быть может, размышлял я, это мать 
приказала ей, 
заставила ее. А может, это сделка, которую они обсудили между собой. И, однако, 

я отчетливо 
различал в этом большом ребенке черты независимости и гордости, столь 
характерные для ее 
расы.
       * Маорийские женщины созревают на пять-шесть лет раньше, чем женщины в 
странах с умеренным 
климатом.
       
       Но в особенности меня успокоило то, что вся ее повадка, весь ее вид 
неопровержимо 
свидетельствовали о той ясности духа, которая у очень молодых людей сопутствует