Монфредом. Неблагоприятное впечатление, которое Гоген произвел на Монфреда при 
первой 
встрече, совершенно рассеялось. Теперь Монфред понимал в Гогене и художника и 
человека. 
Гоген, со своей стороны, уважал этого породистого гугенота, душа и повадки 
которого выдавали 
аристократа. Сблизило их и знание моря. Монфред (его прозвали Капитаном) владел,
 
последовательно их меняя, яхтами, кораблями водоизмещением в семь и в тридцать 
тонн, на 
которых он не раз плавал вдоль берегов Франции, Испании и Алжира. Капитан умел 
быть 
настоящим другом. Он всегда готов был оказать услугу, прийти на помощь, 
пожертвовать собой 
для другого. Конечно, он не мог предвидеть, каким требовательным окажется в 
своей дружбе 
Гоген, но можно было заранее сказать, что он никогда ни о чем не пожалеет. Он 
сразу же 
предоставил в распоряжение художника свою мастерскую на улице Шато, чтобы 
вознаградить его 
за потерянную мастерскую Шуффа.
       В общем, захоти Гоген, он мог бы использовать преимущества, которых уже 
добился, и в 
короткий срок достигнуть того, что, как он уверял, было целью его усилий - то 
есть стать 
признанным художником, живущим продажей своих произведений. Он уже стал главой 
целой 
группы учеников, и эта группа все росла, его поддерживали поэты и критики. Со 
времени Мане ни 
один художник не воплощал в такой мере надежды целого поколения *. Будь у 
Гогена 
немного 
терпения, ловкости, расчетливости, он окончательно утвердил бы свое положение. 
Но ему был 
уготован иной путь. Вопреки своим представлениям, люди не свободны в своих 
поступках - они 
действуют согласно своей натуре. То, что он был принят в парижских литературно-
художественных кругах, и то, что слава его начала шириться и влияние 
усиливаться, не могло 
удержать Гогена, помешать ему откликнуться на зов тропиков. Он должен был 
уехать.
       * Позже Морис Дени подтвердил это такими словами: "То, чем Мане был для 
поколения 
семидесятых годов, Гоген был для поколения девяностых".
       
       Так как его переговоры с директорами галерей увенчались не большим 
успехом, чем 
сделка с Шарлопеном, Гоген решил сыграть ва-банк и устроить распродажу своих 
тридцати 
картин на аукционе в Отеле Друо. На этот раз за дело взялись всерьез.
       Надо было обеспечить рекламу, а для этой цели в какой-нибудь крупной 
газете должна 
была появиться статья, подписанная знаменитым именем. Морис, который несколько 
раз водил 
Гогена на "среды" Стефана Малларме, попросил у него совета. "Поговорите с 
Мирбо" 
90, - 
ответил поэт. Совет был превосходен. Писатель, которого боялись, рьяный 
полемист, зачастую 
впадавший в крайности и не знавший середины между негодованием и восторгом, 
Октав Мирбо 
завоевал широкую аудиторию своей запальчивостью памфлетиста, своей искренностью 

и 
природным великодушием, которые водили его рукой. Его статьи в "Эко де Пари" и 
"Фигаро" 
вызывали широкий отклик. Малларме обратился к нему 15 января 1891 года" *.
       * В благодарность Стефану Малларме Гоген исполнил портрет поэта в офорте.

       
       Через несколько дней Мирбо сообщил, что готов поддержать художника, 
некоторые 
произведения которого были ему знакомы. Они его "крайне" интересуют, заявил он 
Малларме. 
Мирбо пригласил Гогена и Мориса пообедать у него в имении в Дам, возле Пон-де-
л'Арш. Встреча 
была сердечной. Художник окончательно покорил Мирбо. "Симпатичная натура, 
воистину 
терзаемая муками искусства, - писал он Клоду Моне. - И при этом какая 
восхитительная