родными. 
В пасторском доме, где ему все же был оказан ласковый прием, его совсем 
перестали понимать. 
У родителей нет больше с сыном общего языка. Все то, что Винсент признавал с 
ворчливым 
прямодушием, растерянно и наивно, понимая, что такова его участь, отец, мать, 
братья, сестры, 
соседи облекали в самые пошлые, обыденные слова. "Почему ты не продаешь своих 
картин?" 
- беспрестанно спрашивали они. Винсента корили за то, что он не зарабатывает 
денег. 
Объясняли, что деньги, которые присылает ему Тео, всего лишь временная помощь, 
"милость, 
оказываемая пачкуну". В доме воцарилась гнетущая атмосфера, натянутость 
отношений 
усугублялась еще и религиозными разногласиями. Винсент жаловался: "Предоставляю 

вам 
судить, как приятна повседневная жизнь, когда сталкиваешься с такими вещами". 
Сам он 
слишком озабочен своими собственными затруднениями, слишком подавлен суждениями 

родных, чтобы пытаться смягчить эту атмосферу. Столкнулись лицом к лицу два 
разных мира. 
Конечно, Винсент был бы рад продавать свои картины, это существенно облегчило 
бы 
ему 
жизнь. Но в глубине души - да, он не отрицает - все это ему, в общем, "довольно 

безразлично", и он "готов к тому", что, возможно, "не добьется никакого 
непосредственного 
результата". Подобное заявление, право, способно обескуражить кого угодно. Да и 

какой отец 
на месте пастора вел бы себя по-иному? Откуда ему знать, что его сын - Ван Гог? 

Так или 
иначе, отцу стало невмоготу разговаривать с сыном. Как ни старался Тео 
воздействовать лаской 
и убеждением на Винсента и на родителей, отныне уже ничем не сблизишь этих 
людей, 
замкнувшихся в своем мире, недоступном для другой стороны, недовольных тем, что 

не 
встречают сочувствия, хотя и сами не способны его проявлять.
     "Дома меня побаиваются - жаловался Винсент, - как побаивались бы пустить в 

комнаты большого лохматого пса. Он войдет, наследит мокрыми лапами, а потом - 
он 
такой 
лохматый. Он всех стеснит. И он слишком громко лает. Короче, это грязное 
животное... Псу 
только жаль, что он сюда пришел, потому что даже в вересковой пустоши он был не 

так 
одинок, как в этом доме, несмотря на всю любезность его обитателей. Пес 
прибежал 
сюда в 
минуту слабости. Надеюсь, ему простят этот промах, а уж он постарается никогда 
больше его 
не повторять".
     Пасторский дом в Нюэнене, замыкавший главную улицу городка, представлял 
собой 
довольно красивое двухэтажное здание с пятью окнами на каждом этаже. По фасаду 
вился 
плющ. Дом стоял в саду, среди деревьев. Винсент оборудовал себе временную 
мастерскую в 
чулане прачечной, пристроенной к дому. Облачившись в синюю блузу, какую носили 
брабантские крестьяне, в мягкой шляпе, низко надвинутой на лоб, Винсент в те 
часы, когда не 
работал в своей мастерской, бродил в одиночестве по окрестностям, мимо лугов, 
болот и 
торфяников. Завязывал дружбу с крестьянами и в особенности с ткачами, которых 
было много 
в здешних местах, - они стали его излюбленными моделями.
     Неизменно угрюмый, он лишь ненадолго заходил в пасторский дом. За обедом 
он 
ел, что 
ему подавали, почти молча, лишь изредка роняя иронические замечания, как 
правило,