Боринаже долгой 
студеной зимой 1879/80 года. Радость, порожденная вновь обретенной свободой, в 
конечном 
счете помогла ему одолеть все сомнения. Отныне как сказал Винсент, все будет 
по-
другому. 
Его превращение почти завершено. Он возрождается к жизни, выплывает из мрака. 
Во 
время 
путешествия в Курьер он с пристальным интересом осматривал поселки ткачей. "Я 
глубоко 
симпатизирую им и почту себя счастливым, если когда-нибудь мне удастся их 
нарисовать так, 
чтобы эти неизвестные или малоизвестные типы стали знакомы всем". Этим ткачам, 
"с их 
задумчивым, почти сомнамбулическим видом", пришедшим в его жизнь на смену 
шахтерам, 
"людям из бездны", суждено также сыграть в его судьбе определенную 
символическую 
роль. 
Они как бы знаменуют определенную веху на пути его возвращения к свету.
     Хотя ничто еще не переменилось в жизни Винсента, бывший проповедник 
Евангелия 
вдруг почувствовал себя новым человеком. Ему снова захотелось выйти в мир, 
восстановить 
связь с людьми, с родными. Весной он отправился в Эттен. На беду, его отношения 

с 
родителями теперь не отличались сердечностью. В пасторском доме совсем не 
понимали 
причин его странных поступков, считали его "невыносимым, подозрительным 
человеком". 
Винсент возмутился; с безжалостной проницательностью, порожденной его 
внутренними 
устремлениями, он обвинил своих родных в том, что "они не совсем свободны от 
предрассудков и прочих свойств, столь же мало почтенных и достойных". И тут для 

Винсента 
тоже завершился известный этап. Отныне отец больше не будет ему примером. 
Подобно тому 
как произошел его разрыв с традиционной верой, теперь рухнули последние - и без 

того 
хрупкие - узы, еще связывавшие его с буржуазной средой его детства. Винсент 
всеми 
отвергнут, но и он сам, всякий раз с силой утверждая свое я  и тем навлекая на 
себя очередной 
удар, тоже отверг все и вся, открыто провозгласив свое истинное призвание. Вся 
его прежняя 
жизнь была лишь долгим, тяжким блужданием в лабиринте ложных ценностей, слепым, 

мучительным шествием навстречу неведомому свету, навстречу полноценной, 
полновесной 
реальности. Позади - одни лишь мертвые оболочки, обветшалые маски, которыми из 
страха 
прикрываются люди, обманывая самих себя и друг друга. Испытания, выпавшие на 
его 
долю, 
были необходимы, ибо позволили ему очиститься. Так он измерил убожество и 
фальшь 
обеих 
традиций своей семьи, избиравшей либо стезю торговли произведениями искусства, 
либо 
духовное поприще. Он испытал и то и другое. Последний толчок возвратил его в 
лоно 
искусства, но со сколь иными намерениями! Искусство и религия всегда были для 
его родных 
только ремеслом. Он же не ищет ремесла. Хотя, конечно, и ему надо жить, чем-то 
кормиться, 
покупать одежду. Как сочетать жестокую материальную необходимость с властными 
чаяниями 
души? Наверно, Винсент отлично сознавал, что выбор, созревавший в нем, весьма 
уязвим с 
точки зрения общества. И потому, когда невозвратимо рушились узы, связывающие 
его с 
семьей, он вопреки обыкновению не давал волю ярости, а, напротив, всячески 
старался не 
замечать очевидного факта, надеясь, что со временем родные его поймут. "Я еще 
не 
совсем